Ещё одной несообразностью было неравенство одних и тех же должностей в посольствах и миссиях. Первый секретарь миссии, к примеру, получал жалованье меньше, нежели первый секретарь посольства. А между тем первые секретари миссий, ввиду малочисленности персонала, были основательно перегружены всякой работой, а при отъезде посланников были вынуждены исполнять и их обязанности. Позже, уже во время войны, в заграничных штатах ввели должности советников, но весь законопроект Извольского, как уже упоминалось выше, так и остался нереализованным.

Кроме отдела печати, из 2-й экспедиции при канцелярии был создан зачаток юридического отдела, родоначальником которого следует рассматривать долголетнего эксперта МИД по вопросам международного права и политики уже упоминавшегося профессора Ф. Ф. Мартенса. Позже его на этом посту сменил профессор барон М. А. Таубе, а помощником Таубе стал профессор барон Б. Э. Нольде. В каком-то смысле юридическое обеспечение деятельности русского Министерства иностранных дел зависело от обрусевших прибалтийских баронов, что никоим образом не сказывалось на качестве их безупречной работы.

Работали ли в Министерстве иностранных дел женщины?

«Комиссия по исследованию женского труда в России» под председательством Евгении Авиловой в сентябре 1905 года направила в МИД соответствующий запрос и анкеты из 11 вопросов с просьбой заполнить и вернуть в комиссию. И что же? Департамент личного состава и хозяйственных дел, поразмыслив о том, в каком из департаментов могли трудиться представительницы прекрасного пола, попросил ответить на поставленные вопросы лишь 2-й (внутренний) департамент и Санкт-Петербургский Главный архив. Результат был плачевный: архив, ответив отрицательно лишь на первый вопрос: «Работают ли у вас женщины и в каком количестве?», вернул анкету чистой.

Во 2-м департаменте служили три женщины (принимать женщин на работу в Министерство иностранных дел начали с 1902 года). На вопрос анкеты «образовательный ценз» чиновник-исполнитель ответил сначала «нет», а потом зачеркнул и написал: «образование среднее», то есть гимназическое. Все трое были замужем, заработок их составлял от 40 до 50 рублей в месяц, то есть меньше, чем у мужчин, выполнявших аналогичную работу.

Выдавались ли наградные?

Ответ был утвердительным, но установленной суммы для наградных женщинам в департаменте не существовало, хотя, поспешили заверить чиновники, получалось не меньше 100 рублей в год. Регулярную прибавку к жалованью для женщин тоже ещё не предусмотрели, а на вопрос, принимается ли во внимание выслуга лет, ответили в том же духе: «Ничего обязательного в этом отношении не установлено».В графе «примечания» написали, что все указанные женщины — вольнонаёмные.

Так что женская эмансипация до коридоров Министерства иностранных дел тогда ещё не добралась.

В мае 1806 года управляющий Министерством иностранных дел князь А. А. Чарторыйский (1770–1861) направил секретарю русской миссии в Гааге К. В. Нессельроде, исполнявшему обязанности главы миссии, указание о закрытии миссии в связи с «замышляемыми Бонапартом в отношении Батавской республики изменениями» [17] . Нессельроде рекомендовалось покинуть страну со всеми своими сотрудниками и членами их семей, как только станет ясно, что «развязка приближается».

«Уезжая, поручите консулу Боттлинку сообщать нам обо всём примечательном… — писал Чарторыйский, — …и если Вы не увидите в этом серьёзных неудобств, Вы можете доверить ему один из имеющихся в Вашем распоряжении шифров, внеся в него необходимые с Вашей точки зрения изменения, чтобы в случае чего он не был раскрыт».

Шифры и коды являлись важным инструментом осуществления дипломатии, и о них, с одной стороны, заботились, их оберегали, а при надобности — уничтожали, чтоб они не попали в чужие руки. Специальных людей — шифровальщиков — тогда ещё не было, и главы миссий, получая перед отъездом в страну назначения шифры, сами хранили их, сами зашифровывали и расшифровывали с их помощью дипломатические депеши. С другой стороны, в тайну шифров могли свободно посвятить какого-либо пользующегося доверием иностранца, как в данном случае голландца Боттлинка. В те времена ещё существовал дворянский кодекс чести, и считалось, что «благородный» человек никогда не станет предателем. Такое доверие к иностранным подданным было в ходу не только в России, а во многих странах и дворах Европы, и иностранцев охотно принимали на государственную службу.

Специальные органы — секретные экспедиции МВД, занимавшиеся шифрованием, дешифровкой и перлюстрацией, — тем не менее, существовали давно. Криптографы занимались как разработкой шифров, так и их практическим использованием при обработке исходящих и входящих депеш внутренней переписки. Кроме того, сотрудники секретных экспедиций, как мы уже говорили выше, трудились и над расшифровкой чужих телеграмм и донесений, и в этом им помогала служба перлюстрации.

При Министерстве иностранных дел России всегда существовал упомянутый уже нами «чёрный кабинет» (служба перлюстрации), регулярно и в достаточном количестве снабжавший его руководство информацией о секретах своих иностранных коллег. Корреспонденция иностранных дипломатов в Петербурге перлюстрировалась, то есть вскрывалась, с донесений снимались копии, письма снова закрывались и отправлялись по назначению.

Бывший царский цензор и автор книги «Чёрный кабинет» С. Майский утверждает, что иностранная дипломатическая корреспонденция попадала в «нужные» русские руки практически полностью. Иностранные дипломаты прибегали к защитным мерам, сдавая свою корреспонденцию в почтамте за несколько минут до её отправления на вокзал, но и это не спасало их от вторжения специалистов из «чёрного кабинета». Не помогали и так называемые особые постпакеты,коды и специальные портфели с замками.