Лейтенант Донован пришел ко мне в контору вместе с Шерри. Рассказывая о беседе с Де Сальво, я видел, как растет их интерес.

— На основании того, что вы рассказали, — сказал Донован, — я не могу исключить его из списка подозреваемых. Нет-нет, я ни в коем случае не стал бы этого делать. Если вы собираетесь в ближайшее время встретиться с ним, мы могли бы дать еще несколько вопросов, чтобы можно было поточнее определить, тот ли это парень.

— Я могу поехать к нему послезавтра, — ответил я, — записать часть разговора на магнитофон и дать вам послушать. Но с одним условием. Все будет делаться с единственной целью — установить личность этого человека, и ничто сказанное им перед микрофоном не может быть использовано против него. Я не намерен просить его о каком-то отказе от своих прав, а поскольку в настоящее время он к тому же признан неспособным предстать перед судом, сомневаюсь, что такой отказ сочли бы действительным. Больше того, я изменю скорость записи так, чтобы впоследствии никто из слушающих не мог бы официально опознать мой голос или голос моего клиента. Вы согласны?

Донован взглянул на Шерри.

— Боюсь, что у нас нет выбора, — сказал он. — Если это тот самый парень, мне кажется, наша главная забота — суметь сделать так, чтобы он уже никогда не вышел на свободу, даже если мы не сможем использовать его слова как доказательство.

Они дали мне еще кое-какую информацию об удушениях и ушли.

В субботу, 6 марта, я приехал в Бриджуотер с диктофоном и во второй раз встретился с Альбертом Де Сальво. В его голосе иногда проскальзывали нотки беспокойства, но в целом манеры оставались прежними; это был человек, которого вы не задумываясь пригласили бы к себе на обед.

Прежде чем мы начали, Де Сальво сообщил мне, что накануне у него взяли отпечатки ладоней. Я спросил, мог ли он оставить где-нибудь свои отпечатки, но он покачал головой.

— Зря тратят время, — заверил он меня.

Мы начали запись, и постепенно я пришел к убеждению, что сидящий со мной в полутемной комнате человек и есть Бостонский удушитель. Лицо было по-прежнему доктора Джекила, но мысли принадлежали мистеру Хайду. Он не только признался в одиннадцати убийствах, которые полиция считала делом рук Удушителя, но добавил еще два. Он сказал, что убил шестидесятидевятилетнюю Мэри Браун, найденную в своей квартире 9 марта 1963 года. Кроме того, он оказался виновен в смерти Мэри Муллен из Бостона, которая, видимо, скончалась от паралича сердца в тот момент, когда его руки сомкнулись у нее на горле.

Каждый, кто проводит допросы, знает разницу между показаниями настоящего свидетеля происшествия и рассказом человека, выдумывающего или говорящего с чужих слов. Де Сальво, по всем признакам, говорил о том, что видел сам. Он не вспоминал слова, а описывал сцены, в которых принимал участие.

Он мог вспомнить даже самые незначительные детали. Во всяком случае, детали, которые казались несущественными тогда: цвет коврика, фотографию, мебель. Если что-то не удавалось вспомнить сразу, он прижимал большой и указательный пальцы к уголкам глаз возле носа и закрывал глаза. После этого, словно посмотрев видеозапись, подробно описывал происшедшее так спокойно и невозмутимо, словно речь шла о визите в ближайший супермаркет.

Вот, например, описание его нападения на четвертую жертву, семидесятипятилетнюю жительницу Бостона Иду Иргу, 19 августа 1962 года.

— Я сказал, что мне нужно кое-что проверить и починить у нее в квартире, но она не поверила мне из-за всего, что тогда происходило, и опасалась впускать в квартиру незнакомых людей. Я с ней немного поговорил, сказал, чтобы не беспокоилась; лучше я зайду завтра, чем… одним словом, если не доверяете мне, я могу прийти завтра. И начал спускаться с лестницы. Тут она меня окликнула и сказала:

— Ну ладно, входите.

И мы прошли в спальню, где я должен был посмотреть протечку около окна; а когда она отвернулась, я схватил ее руками за шею…

— Где от входной двери находилась спальня? Как вы туда попали?

— Мы прошли через гостиную и столовую. Да, перед спальней была еще кухня, а спальня — в стороне. Кровать белого цвета. И не застелена… Похоже, она как раз ее убирала. Там еще был старый комод, я открыл ящики и в них ничего не оказалось, совсем ничего. И вот когда я взял ее за шею и начал душить…

— Сзади?

— Да, руками. Я заметил, что у нее из уха пошла кровь. Очень темная.

— Из какого уха?

— Из правого, правое ухо. Я помню. И еще там, по-моему, был столовый гарнитур, очень темный, с коричневыми стульями. Я помню, что положил ее ноги повыше, на два стула, и…

Прежде чем мы закончили обсуждать убийство миссис Ирги, я попытался выяснить, почему он выбрал семидесятипятилетнюю женщину для сексуального нападения.

— Привлекательная внешность тут не имела никакого значения, — сказал он.

— Не имела значения?

— Нет.

Потом была двадцатилетняя Софи Кларк, темнокожая студентка института медицинской технологии, ставшая шестой жертвой; это произошло 5 декабря 1962 года.

— Она была одета в легкий, тоненький халатик. Высокая, отлично сложенная. Просто красавица…

— Опишите ее квартиру. Какая была входная дверь?

— Желтоватая, выцветшая желтая дверь… И она тоже не хотела меня впускать. Потому, что ее подруг, с которыми она вместе жила, в это время не было дома… а я сказал, что могу устроить ее манекенщицей или в рекламное агентство и она будет получать там от двадцати до тридцати пяти долларов в час.