Себ помахал перед Эллой своей натруженной правой рукой, но она, закрыв глаза, наслаждалась комфортом мягкого пассажирского кресла.

— Это часть нашей программы, — ответила она с улыбкой. — Приезжайте в Лангедок для прекрасного нового опыта! Спасибо, кстати, что помогли Дэну с его пиратским костюмом. Идея с повязкой ему очень понравилась. Вид у него был ужасно свирепый.

Элла выпрямила спину и села чуть повыше. Они ехали по дороге вдоль берега. В открытой машине ветер поднимал и закручивал ее волосы.

— Без проблем, — улыбнулся Себ. — Я совсем забыл, сколько удовольствия можно получить от школьного праздника. Пару раз я едва не поддался общему веселью.

— Я заметила. Вы только три раза говорили по мобильному телефону, пока шел костюмированный парад, и даже отложили его в сторону, поедая мой сырный пирог и салат. Я сочла это комплиментом.

— Более того, я вообще его выключил, когда вы аккомпанировали хору. Прелестная песенка — «Дом, милый дом».

— Неужели? — прыснула Элла. — Хор, надо сказать, в этом году не самый лучший. Но зато я заметила, что вы успели очаровать всех наших дам. Вы, оказывается, донжуан!

— Некоторые из этих дам еще помнят меня. Но, увы, не помнят Андре Мореля. Очевидно, он все же не из местных.

— Ах, простите. А чем можно объяснить пятна оранжевой помады на вашем воротнике?

Себ опустил глаза, посмотрел на воротник и пожал плечами:

— Ну, это небольшая плата за информацию.

— Правда? Ну что ж, продолжайте в том же духе. Так вы позвоните завтра куколке, любящей оранжевую помаду?

Он усмехнулся:

— У меня есть более приятное занятие: доставить домой одну милую леди, пока молодой хозяин и его пиратская команда терроризируют местный кинотеатр. Даже если эта леди и заставила меня отправиться к диким гусям. Вы уверены, что мы правильно едем?

— И он утверждает, что вырос здесь! — Элла ткнула пальцем в сторону дорожного указателя. — Поверните направо и увидите.

Себ свернул на узкую пыльную дорогу, которая через несколько минут закончилась на занесенной песком парковочной площадке. Воздух был напоен солеными запахами моря. С первым же дуновением ветерка, ласкающего щеки, Себ немедленно унесся в прошлое.

Элла взяла Себа за руку и потянула за собой через Шаткую калитку к полуобвалившейся песчаной дамбе:

— Это не дикие гуси, а фламинго.

Над их головами раздался мягкий ритмичный шелест черных и малиновых крыльев; пять длинношеих фламинго опустились на мелководье. Они гоготали и кричали громче, чем гуси, но это было так прекрасно, что у него перехватило дыхание.

Дикие фламинго!

Греясь под теплыми лучами солнца, Себ стоял и смотрел, как колышется высокий тростник. Белоснежные цапли и серые журавли бродили по краю солоноватых лужиц, но именно стая розовых фламинго на красных ногах притягивала к себе его взгляд. Их было, наверное, не меньше сотни — всего лишь в нескольких метрах от берега. И никаких людей.

Ни машин. Ни домов. Ни хихикающих школьников.

Просто море, небо, крики птиц и шелест тростника. И Элла — с ветром в волосах и солнцем на нежной коже.

Себастьян задержал дыхание, чтобы успокоить участившиеся удары сердца. Потом медленно выдохнул. И напряжение последних месяцев отпустило его.

Его плечи расслабились, морщины разгладились. Тупую боль в спине, которая его беспокоила во время долгого перелета из Сиднея, казалось, просто унесло теплым, насыщенным запахами ветром.

Он мог бы стоять так вечно. Но Элла отпустила его руку и села на теплый песок.

Себ улыбнулся, увидев, что она скинула сандалии и с удовлетворенным вздохом зарыла в песок пальцы ног. Он взглянул на свои запылившиеся ботинки и черные носки, врезавшиеся в кожу. Все это выглядело здесь таким неуместным!

Не колеблясь, Себ плюхнулся рядом с женщиной, развязал шнурки и впервые за несколько месяцев погрузил босые ступни в теплый рассыпчатый песок. Однажды он организовал поездку на берег моря для своей команды, но никак не мог вспомнить, почему ему самому не удалось выбраться.

Себ с наслаждением пошевелил пальцами. Ощущение было непередаваемым.

А потом его словно ударило.

Черт! Он превратил себя в ничтожное клише — человека, у которого были деньги, но не было возможности ими наслаждаться.

Себастьян рассмеялся. То был глубокий, звучный смех. Смех, от которого болят скулы. Только через минуту он вытер выступившие на глазах слезы и посмотрел на Эллу.

Она молча улыбнулась ему, а затем повернулась так, чтобы они оба могли видеть фламинго. Себ ощущал на своем лице солнце и теплый ветерок, и чувство удовлетворения, близкое к радости, наполнило его сердце. Правда, к этому примешивалось сожаление. Было время, когда подобную радость приносило ему каждое новое ощущение. Он и не заметил, как утратил эту способность.