— Я тоже, дорогой Ричард. Пусть Джером Горсей не думает, что нашел дураков. Каждый должен заботиться о себе. Это только справедливо.

— О да!

— Мы не возьмем в долг ни одного пенса. Все товары, отданные в обмен на меха, оплатим чистыми деньгами. И никто не скажет, что мы воры.

— Дорогой Иоганн, надо заплатить Богдану Лучкову, тогда он будет молчать и не расскажет о наших делах Джерому Горсею.

— Пусть рассказывает! — Джон Браун рубанул рукой воздух. — Джером Горсей сам обкрадывает Общество московских купцов. Если его дела узнают в Лондоне, ему не поздоровится.

— О-о!

— Надо сказать приказчику Лучкову, пусть следит за русскими мореходами, они плохо смотрят на нас, — помолчав, продолжал Джон Браун. — Надо соблюдать осторожность. У русских есть хорошая пословица: береженого и бог бережет.

— Я согласен. — Ричард Ингрем засмеялся. — Лучков и двое московитов надежные люди. Двое пустозерцев тем более. Это наши люди. А вот остальные, холмогорцы, их двадцать один человек…

— Да, ты прав… Посмотри, сколько оленей, жирные куропатки, и не надо платить за мясо. Здесь не скучно зимовать.

Англичане долго прохаживались по берегу, приятно между собой разговаривая.

К вечеру второго дня мореходы подвели дом под крышу. Один из пустозерцев, Никандр Мясной, собирался утром сложить печь. После работы в обширном недостроенном доме остались холмогорцы, все друзья, давно знакомые между собой. Остальные забрались в теплые каморы кочей, на свои постели.

— Ребята! — сказал Дементий Денежкин, старый мореход, ходивший капитаном при царе Иване Васильевиче. Он был товарищем Степана Гурьева по лихим плаваниям.

Все, будто ждали призыва Денежкина, подошли ближе, сгрудились возле морехода.

— Не нравятся мне наши хозяева, — продолжал Денежкин. — И англичане, и московский приказчик, и паче всех пустозерские купцы. Дело мореходное пустозерцы знают, спора нет, однако по речам ихним выходит, будто они разбойники, воры, одним словом. За деньги готовы отца родного продать. На кой ляд мы сюда агличан приволокли? Что они здесь делать собираются? Слыхал я сегодня разговор, будто крепость они ставить хотят и ров копать.

— И я слыхал. Крепость и амбары большие для товаров. Норовят у наших купцов перенять торговлю.

— Товары прямо из Лондона возить.

— Ихняя королева под свою руку остров возьмет.

— Пушки привезли и зелья огневого десять бочек.

— Добром не пахнет сия затея.

— По углам шепчутся, — вступил Федор Шубин. — Скрывают от нас что-то. А говорят, царские воеводы дозволили. Лжа!

— Может, они недозволенное, воровское творят, а мы им, выходит, помощниками?!

— Деньги платят, однако, хорошие.

— Да что ж деньги. Одно дело, душу пачкать неохота, а другое — и царские воеводы могут спину палками пощекотать, ежели не хуже что удумают.

— Дело наше трудное, каждый день возле смерти ходим. Однако зовут к себе дальние моря и неведомые земли. Почему так? Вокруг тебя товарищи, каждый за тебя готов жизнь отдать. И радость оттого на душе и покой. А нынче нет покоя. И море, и земля, и животные, и птицы — все возле тебя, протяни руку, возьми, а как посмотришь на хозяев да на тех, что с ними, — сердце щемит.

— Как бы получше вызнать, что купцы замыслили? Ежели на нашей земле крепость ставить — я им не работник, — твердо сказал Шубин.

— Дело говоришь, вызнать надо.

— Пусть Дементий Денежкин от всей артели спросит. Так, мол, и так. Старшим он у нас, как решит, так и сделаем.

— Ладно, мужики, — согласился Денежкин. — Я погляжу, присмотрюсь. Ежели что — прямо спрошу у Богдана Лучкова. А пока пошли, спать время.

Толкнув дверь, только вчера посаженную на петли, Дементий Денежкин шагнул на берег. Услышав позади легкий шорох, он обернулся и заметил чью-то тень, скрывшуюся за углом дома.

Денежкин, не раздумывая, бросился вслед за тенью. Как ни в чем не бывало из-за угла вышел приказчик Богдан Лучков. Денежкин едва не столкнулся с ним.

— Тьфу, черт, чуть с ног не свалил! — крикнул Лучков. — Что ты скачешь как полоумный? В пятнашки играешь?

— Думал, ошкуй. — Голубые глаза Дементия смотрели добродушно. — И нож приготовил, смотри-ка. — Он показал длинный острый нож с костяной ручкой. — А ты, Богдан Лучков, по какой нужде ночью бродишь?

— Что ж в том за укоризна? — сладко улыбался приказчик, поглаживая козлиную бородку.