Друзья вышли на улицу, где тут же попали в водоворот людей, мечущихся по магазинам и скупающих все и вся. Торговые точки выполняли годовые планы за полдня.

Рубль неукоснительно падал, доллар издевательски рос и превращался в безобразного великана, закрывающего солнце надежды над Россией. Страна погружалась в сумерки безнадеги.

Состояния рушились, как песчаные замки. Разваливались семьи и разбивались судьбы. По телевизору несли какой-то бред политики и финансисты. Простой народ в очередной раз выживал.

– Как же нам не везет! И почему мы такие несчастные! Хоть бы одно предприятие закончить удачно, – Славик стонал, упиваясь своим пессимизмом.

Коля увесисто хлопнул товарища по плечу и прервал этот словесный парад невзгод:

– А кто тебе сказал, что прямо вот раз – и все у нас получится? Везенье оно ведь тоже глаза имеет: тем, кто ноет, оно не помогает. Только упорством можно ему понравиться.

– Да мы и так упираемся, как волы. Бьемся, бьемся и все на одном месте.

Навстречу им бежал человек, обвешанный сумками и пакетами. У него было такое перепуганное выражение лица, что казалось, будто он только что избежал виселицы. Николай остановил метущегося простым взмахом руки и спросил:

– Простите, уважаемый, неужели вы собираетесь набрать продуктов на всю оставшуюся жизнь? Либо вы собираетесь мало жить, либо мало есть.

Гражданин временем свободным не располагал, а посему вопрос Николая проигнорировал.

В конечном счете Коля признался сам себе в том, во что никак не хотелось верить: судьба, несмотря на его титанические усилия, не хочет бросать богатства в его давно подставленные руки. Но и жить в нищете не хотелось. Было, конечно, довольно много способов легального зарабатывания денег. Можно было завербоваться на продуваемую всеми ветрами норвежскую нефтедобывающую платформу. Или устроиться матросом на судно под иностранным флагом. Либо возить тряпье из Турции или Китая. Но эти пути были не для него.

– Деньги могут принести радость только тогда, когда явятся сразу и во множестве. Иначе нету драйву, – говорил он.

Уже и Славик, в общих чертах, определился в жизни – гонял раздолбанные тачки из Германии и впаривал их неискушенным российским автолюбителям. И Сергей Алоизович вновь приобрел социальный статус – путем сомнительных комбинаций и прямого подкупа избирателей он занял пост председателя ревизионной комиссии какого-то там комитета. Федор Феликсович бросил милицейскую службу и создал совместное предприятие. Его дочь подалась в актрисы. Ее редкий по глубине голос, врожденная пластика и приобретенная беспринципность позволяли ей с оптимизмом смотреть в будущее. Виктор Степанович устроился сторожем в Третьяковку и обрел душевный покой.

Один Коля не унимался – искал свой кусок от общественного пирога.

Наступила очередная осень. Хлынули такие сильные дожди, что даже кроты мокли под землей. Небо хмурилось тучами и загоняло солнце туда, откуда его не было видно. Ветер злобно рвал зонты и приобретал видимость благодаря окуркам и целлофановым пакетам. Для многих настало время ответственных решений.

В конце сентября Николай Николаевич Живцов, бесцельно шатаясь по Москве, забрел на Арбат. Уличные торговцы художественными изделиями уже были не те, что пару лет назад. Они приобрели лоск и наглость, непременные сопутствующие атрибуты легких денег.

Высокий мужчина в пышных усах громко требовал от студента в стоптанных кроссовках отчета. Тот моргал глазами и слушал плеер.

Коля узнал усатого даже без красноармейской шинели и потрепанных штанов-галифе. Это был Евгений. Судя по нахальному и крикливому голосу, тот был на коне: разросся, имел несколько точек и своих реализаторов.

Николай, с трудом сдерживая желание тут же вцепиться ему в горло, подошел сзади и тихо спросил:

– Как торговля? На полмиллиона наторговал?

Евгений, поняв по голосу, кто у него за спиной, стал медленно разворачиваться, все еще не веря в постигшее его несчастье.

– Или, может быть, международный союз ювелиров признал серые алмазы исключительно ценными?

– Я… я…я…, – замямлил Женя…

– Сука, падла, заколю! – крикнул Коля и молниеносно провел болевой прием.

Находясь в неподобающей ему позе на глазах своих «крепостных», Евгений густо покраснел и взмолил:

– Отпустите, больно! Давайте поговорим! – Поговорить, конечно, можно. Но запомни – если не будет денег, ты узнаешь почем в Одессе рубероид. Причем, во всех деталях и до мельчайших подробностей.

Николай ослабил хватку и отвел задержанного в сторону.

Коля недобро улыбался и прикидывал куда бы нанести первый удар, чтобы было побольнее.

Евгений наскоро придумывал отмазки, но ничего путного не выходило. В голове каменной глыбой сидело воспоминание об утреннем визите рэкетиров.

– Итак… – Николай прервал тишину и, предварительно посмотрев вокруг, нанес хлесткий удар в солнечное сплетение Евгения.

Тот по-бабьи охнул и закрыл руками лицо.

– Николай, не бейте, прошу вас! Я сам – жертва. У меня все отобрали. Я – нищий.