Суки.

Кстати, почему именно Порш?

Никак не могу вспомнить.

Вернёмся снова к зеркалу.

Я смотрю на свою грудь. Точнее, на груди. Сиськи. Буфера, если их можно так назвать. Одна из них меньше другой, такие полудетские набухшие соски, и… Её почти нет. Груди, в смысле. Фу, как отвратно выглядит. Я хочу хорошую грудь. Господи, дай же мне хорошую грудь!

Вернёмся к Жене.

Он спрашивает:

— А кто это — Порш?

— Не знаю.

— Придурки. Не обращай внимания на идиотов.

Неужели хоть кто-то меня понимает?

Ах, этот Женя… Какой он классный…

Снова зеркало. Смотрю ниже. Нет, это ужасно. Я какая-то… Толстая. Нет, даже не толстая. Я именно жирная. Сало свисает у меня с боков, у меня висит живот. Большой, большой живот. Я — уродина?

Хлоп! Я выдавливаю очередной прыщ. Этот был зелёный, который с гноем. Цвет опорожнения на зеркале — такой же зеленоватый, как прыщ, которым это опорожнение было до тех пор, пока я его не выдавила. Гной стекает вниз по зеркалу. В этих гнойных прыщах больше жидкости, чем в обычных.

Снова Женя.

Он говорит:

— Забудь о них. Скажи мне, почему ты за мной наблюдаешь?

Я даже не знаю, как ему признаться. Я снова теряю дар речи. Пытаюсь взять себя в руки. Тяжело. Сложно. Но всё-таки можно.

Я говорю:

— Потому что… Потому что… Ты мне нравишься, — мне хочется сказать, что я люблю его. Нет, мне хочется кричать об этом. Рассказать об этом всему миру. Но я не могу. Пока рано. Нельзя открывать все карты.

— Как тебя зовут?

— Меня? Меня — Вика.

— А я Женя.

— Мне… мне… очень п-п-приятно, — запинаясь, призналась я. А ведь правда, так приятно!

Зеркало.

Хлоп! Хлоп! Я выдавливаю ещё два прыща. Я избавляюсь от своих изъянов. Я хочу стать красивее. Но ведь если чего-то хочешь, то надо не просто хотеть, надо ещё делать. И я делаю. Начинаю с гнили. Она мне не нужна.

Женя.

Он говорит:

— Что делаешь завтра?

— Учусь, а потом домой.

Как всегда, учёба — дом — учёба. Развлечение моего дня.

Это так тяжело, быть самой умной. Самой страшной — тоже.

Ещё тяжелее, когда тебя называют Порш.

И постоянно добавляют: «Тррррррнннннн».

Женя предлагает:

— Забей. Пошли гулять. После уроков. Ты же сможешь, да?

— К-конечно. Смогу. Да.

— Ты во сколько заканчиваешь?

— В четыре.

— Вот и отлично, я тоже. Давай на этом же месте. Окей?

— Д-давай, — по-прежнему запинаясь, отвечаю я.

— Тогда до завтра.

— Пока, — и он, помахав мне рукой на прощание, резко развернулся и ушёл.

Нет, этого не может быть. Женя. Женя. Женя со мной заговорил! Сам подошёл! Домой я не шла. Я летела. В голове летали бабочки, и майская погода только лишь добавляла романтики. Как мне было хорошо…

Зеркало.

Я поднимаю руку, и сало, то, что у меня под плечом, свисает вниз. Слегка трясу рукой в том же положении, и сало отдаёт резонансом вместе с рукой.

Раз покачивание. Два покачивание. Три покачивание.

Снова и снова.

Как мешок с говном.

Женя.

Я встретилась с ним на следующий день. Мы гуляли с ним целых два часа! Я сказала маме, что ушла в библиотеку, а сама пошла с Женей.

Кстати, я не вспомнила мою маму. Абсолютно никаких связанных с ней воспоминаний. Кроме библиотеки. А о существовании отца я вообще не задумываюсь. У меня что, нет отца?

В тот день мой любимый предложил мне встречаться. Он сказал:

— Вика, будь моей девушкой!

Я не верю своему счастью. Меня никто не любит. Я никому не нужна. Все презирают меня. Дразнят. Издеваются. Ненавидят. Все, кроме него. Я так его люблю!

Прошло всего лишь несколько секунд, прежде чем я сказала, точнее, даже выдохнула, слово «да». Но секунды эти показались мне вечностью. Как будто пролетела целая жизнь, но так незаметно, что я её не успела вспомнить, ощутить, проникнуться ею. Это так волшебно…

И снова я у зеркала.

Хлоп, хлоп, хлоп! Я выдавливаю ещё несколько прыщей. Они бывают не только разных цветов. Они ещё бывают разного размера, некоторые на моём лице диаметром с иголку, а некоторые с кончик вилки розетки. Некоторые просто набухшие, а некоторые с таким красным обрамлением, а сверху белая или зелёная головка. Есть и подкожные прыщи, их давить сложнее.