Так, на всякий случай.

Про запас.

Я запаслива?

И ещё я обнаруживаю, что мне не хочется, чтобы в номере, где в настоящее время я проживаю, убирался хоть кто-либо, кроме меня.

А это значит, что я, скорее всего, всегда убиралась сама.

И ещё это значит, что у меня дома, где бы он ни был, нет никакой горничной и, вероятно, вовсе я не дочь какого-нибудь олигарха. Если так посмотреть, то четыреста с чем-то тысяч — это не такие уж и большие деньги для столицы, для меня это — я прикинула в уме — примерно как десять-пятнадцать походов по магазинам. То есть, эту сумму для меня реально спустить в трубу не более чем за месяц.

Смотрю на часы, и, выяснив, что времени до посещения психоаналитика у меня ещё более чем достаточно, решаю немного прогуляться. Сажусь в метро, доезжаю до станции «Площадь революции», по пути, опять же, собирая на себе жадные взгляды мужчин и завистливые — женщин, и поднимаюсь из подземки в город.

Где-то с час я бесцельно бороздила просторы центра столицы, наслаждаясь каждым мгновением, всеми видами и пейзажами, открывающимися моему взору. Когда на часах мобильного телефона я увидела «12.20», я спустилась в метро, обнаружив, что дошла уже до станции «Тверская», и поехала на станцию «Чистые пруды».

В клинику.

Шла я туда уже по памяти, сделав благодаря этому вывод, что, скорее всего, я не только не теряю память каждый день, но и эта потеря памяти у меня первая.

Вынос мозга.

За что мне ниспослано это испытание?

Что я такого натворила?

Мысль ниоткуда: я ужасна.

Встаю посреди тротуара, напрягая этим случайных прохожих, торопящихся по каким-то своим делам, достаю блокнот с ручкой и записываю: «Я — монстр?».

Странно, но я не понимаю, откуда у меня в сознании появилось такое предположение. Но руководствуясь воспоминанием о примере с Женей и футболом, решаю, всё же, ловить каждую деталь, так как она действительно может оказаться если не решающей, то довольно значительной.

Каждая мелочь может стать решающей.

Дохожу до клиники, дожидаюсь встречи с Крыловым и прохожу в его кабинет, минуя прихожую с секретуткой и приятной музыкой в стиле «чиллаут». Или «лаундж».

Крылов говорит:

— Добрый день, Вика. Рад вас видеть, — вид у него действительно очень радостный. Как будто я как минимум его лучший друг.

Или любовница.

Старый развратник.

— Здравствуйте, Дмитрий Валентинович, — отвечаю я, нарисовав на лице некое подобие довольной улыбки.

Сажусь в кресло.

— Рассказывайте, как ваши дела, что вспомнили?

Вкратце пересказываю ему эту свою историю с жиром, прыщами, Женей и лишением девственности. Всё это время, слушая мой рассказ, Крылов сидел и внимательно слушал, периодически делая какие-то пометки в своей огромной тетради.

Странно, у него на столе стоит ноутбук, но работает он в тетради.

Впрочем, неудивительно, ему уже наверняка далеко за сорок, а эти старички ничего не смыслят в технике.

Их проблемы.

Я была права: мне жизненно необходимо пообщаться хотя бы с кем-нибудь, чтобы меня хоть кто-нибудь выслушал, хотя бы сделал вид, что понял и поддерживает меня во всём.

Именно сейчас я ощущаю серьёзный недостаток общения, но ловлю себя на мысли, что я не так уж часто общаюсь с людьми. Так откуда тогда этот недостаток?

Я сознательно ограничиваю себя от людей, и при этом испытываю недостаток в общении?

Я что, дура?

Крылов, видимо, всё ещё находясь под впечатлением от моего повествования, с минуту молчит, и по его лицу видно, что он занят очень сильным мыслительным процессом.

— И что вы думаете по этому поводу сейчас? — спрашивает он спустя некоторое время.

— Ничего не думаю. Точнее, думаю, что я была полной дурой. Полной — во всех смыслах этого слова, — говорю я и улыбаюсь. Мне действительно стало весело.

Крылов меня поддержал. Он тоже засмеялся, но аккуратно, боясь, видимо, что смех мой может быть следствием нервного срыва, истерики.

— Вы хоть поняли, что это не стоит ваших переживаний?

— Да, поняла. Но, кажется, я сделала это буквально вчера.

Я говорю:

— И ещё мне кажется, что мне почему-то уже не важно, как со мной обошёлся Женя. Я не приняла факт игнорирования этого участка прошлого раньше, но почему-то я считаю, что это уже не важно. Почему — не знаю.

Крылов говорит:

— Вика, а покажите мне ваши записи. Может, они кое-что прояснят.

Я достаю блокнот и отдаю его доктору.

Затем количество этих встреч начало стремительно возрастать. Днём по будням я подолгу общался со своими друзьями, при этом постоянно заводя себе новых, а по выходным мы периодически встречались.