Миронов Станислав Витальевич
Шрифт:
Я начинаю чувствовать, будто он снова застал меня врасплох.
Но при этом от этого мне как-то приятно.
Почему приятно, я объяснить пока не могу.
Надеюсь, что пока.
Крылов спрашивает:
— Так почему вас всё же не заботит ситуация с Женей?
Возвращая мне блокнот, он говорит:
— Я так и не нашёл в ваших записях ни одного ответа на этот вопрос.
В голове появляются какие-то странные, но неуловимые мысли.
Или мысли, от которых я подсознательно отказываюсь.
— Не знаю, — говорю я.
— Знаете, — твёрдо отвечает Крылов.
Мне становится неудобно.
Очень неудобно.
— Да откуда я могу знать?
Реалити-шоу: «Расскажи правду».
Я чувствую, как мои пальцы начинают дёргаться. Начинают ковырять кутикулы других пальцев. У меня возникает желание погрызть ногти.
Сделать их такими, какими они были тогда, когда я смотрела на себя в зеркало. В тринадцать лет.
Я что, снова хочу вернуться к тому, что со мной было?
Странное ощущение, но, похоже, что это отчасти так.
Рефлекс борьбы.
— А я сказал, знаете, — приказным тоном наседает доктор.
Мои ноги начинают немного трястись. Отвожу глаза от доктора. Смотрю то на окно, то на шкаф, то на что-то ещё. Перевожу взгляд с одного предмета на другой.
Раз предмет. Два предмет.
Снова и снова.
— Да я ведь ничего не помню, — запинаясь, говорю я.
— Не помните или не хотите помнить? — ещё резче спрашивает Крылов.
Меня начинает вовсю трясти. Подобный тон меня напрягает.
Кстати, почему?
— Не знаю.
— Знаете.
И вдруг я психанула.
— Да ничего я, не знаю! Отстаньте от меня, а?! — ору я на доктора.
Его реакция оказывается спокойной, он как будто ничего не слышал. Он меня игнорирует. Это бесит меня ещё больше.
— А вы уверены? — спрашивает он.
Резко приподнимаясь из-за стола и придвигаясь ко мне на расстояние вытянутой руки, он говорит:
— Спокойнее, милочка. Я же вас тут не режу.
— Пошёл ты, козёл! — по-прежнему не сбавляя тон, ору я.
— Вы так кричите, словно вас сбила машина.
Шок.
Что?
Я спрашиваю:
— Что вы сказали?
— Не кричите, вы не на митинге.
— Нет, не это. Повторите дословно, что вы только что сказали.
В голове начинает возникать какое-то смутное ощущение приближения чего-то неодолимого, мутного, но становящегося всё яснее и чётче. Я пока никак не могу понять, что это такое, но чувствую всеми фибрами души, что от этого мне никуда не деться.
А ещё мне страшно.
Доктор говорит:
— Вы так орёте, будто вас сбила машина. Или — конечно, не дай Бог — поезд.
Меня сбили?
Поезд?
Точно.
Точно!
И я чувствую, как моё сознание снова расширяется. Чувствую примерно то же самое, когда та старушка назвала меня милочкой. Чувствую, что в моей голове снова начинает проявляться какой-то очередной кадр киноплёнки моей жизни.
И я вижу перед глазами очередную часть моего прошлого…
Затем моя страсть к общению по Сети понемногу начала утихать, и я обнаружил, что мой новый образ жизни вновь стал обыденным, даже начал потихоньку надоедать. Углубившись на пару дней в себя, я начал думать, почему же так произошло, и затем пришёл к выводу, что мне действительно нужно что-то новое, непройденное, оттого и интересное.
И я начал искать, чем могу занять себя ещё больше, что я могу внести в свою жизнь принципиально нового. Стартом стал детальный пересмотр всего, что я сделал в жизни, и я понял: я — состоявшийся психолог, и могу немного позабавить себя некоторого рода психологическими исследованиями в Сети.
Я прекрасно помнил, что общался в основном с теми людьми, кто был мне близок по духу. И я сказал себе: а почему бы не пойти методом от обратного? Почему бы не пообщаться с теми людьми, с которыми мои интересы значительно расходятся? В конце концов, это должно было как значительно пополнить моё мировоззрение, так и позволить мне изучить людей ещё лучше, чем я знаю.
И я начал общение по Сети с теми, кого я автоматически откидывал: не жизнерадостных авантюристов, а замкнутых в себе, закомплексованных людей с какими-то тараканами в голове и неудовлетворённостью жизнью и окружающим их миром.