Вьетнамская пословица

О всемогущий, скольких на спине земли мы почитаем живыми, а они мертвы,

и скольких во чреве земли мы почитаем мёртвыми, а они живы!..

Абул-Хасан Харакани, IV век н.э.

Упоминание постоянным автором нашей газеты Г. Знаменской в статье «Кто будет в дураках?» (№7, 2012 г.) проблемы идеологического, политического и иного хамелеонства стопроцентно совпало с моей жизненной позицией и легло на готовую почву крайне обострённого неприятия этого позорнейшего явления современной жизни, подобно гнили и корозии истачивающими тысячелетиями возводимого нашими пращурами, дедами и отцами огромного и светлого здания русской жизни. Поэтому на него просто невозможно не отозваться.

Это распространённое и крайне опасное для духовного здоровья нации (народа) явление приняло настолько всеобъемлющие, многоликие формы и параметры, что требует самого пристального общественного внимания и самых бескомпромиссных (даже беспощадных!) оценок – без мягкотелой снисходительности, многозначительных намёков и экивоков, приглаженности и всепрощенческой слюнявости. С ним мы встречаемся буквально на каждом шагу, но хамелеоны всех мастей настолько поднаторели в разносторонней, многообразной мимикрии, в манипулировании лицедейскими масками, физиономическими метаморфозами, настолько преуспели и приноровились ко всё оправдывающей демагогии, что выделить, вычленить их из общей людской массы – за ушко да на солнышко! – бывает очень непросто.

Проявляется эта мимикрия в очень широком диапазоне – от виноватой неловкости и раздвоенности («с одной стороны вроде бы так, а с другой – как бы и нет…»), когда внутренние колебания ещё можно отнести на счёт естественного размышления при освоении новой – нередко эпатирующей – информации, от самооправдательного утверж- дения подобной «новизны» до совершенно наглой измены стране, народу, самому себе, издевательского кощунства, воинствующего, оголтелого и непримиримого мракобесия обречённых ренегатов, осознавших пугающую необратимость совершённого ими предательства и бесповоротно прошедших точку невозврата. Известно и на тысячах примерах наблюдаемо, что погружение в предательство – это набирающее скорость падение в бездну, сожжение в адском пламени собственной души. Оно может дать материальное, животное благополучие с сытым хрюканьем, но счастье – никогда! Ибо счастье – отнюдь не синоним гедонистических ублажений, это понятие духовное, и без нравственной чистоты, без понимания и постижения высших духовных истин оно невозможно.

Давайте вспомним, на каком фоне происходили процессы раскола, перерождения, деградации сравнительно однородного в недавнем прошлом советского общества, официально, в русле государственной политики, идеологии и духовной сфере жившего одними общегосударственными интересами, одними целями, общими праздниками и надеждами (нюансы и исключения – не в счёт: они только подтверждают общую правду и направленность советской жизни).

Как тогда нашим голодным, жаждущим вниманием в течение десятилетий практически одномоментно овладевали яркие, мобилизующие литературные произведения – во многом благодаря ныне проклинаемому «железному занавесу»!.. Они были, несомненно, разного художественного достоинства, но входили – каждое по-своему – в душу огромных пластов читательских масс, учили добру, совестливости, любви к людям, межнациональному братству, упорству, справедливости, здоровому оптимизму. «Поднятая целина» М.Шолохова, «Кавалер Золотой Звезды» С. Бабаевского, «Среди долины ровныя» и «Тля» И. Шевцова, «Белая берёза» М. Бубеннова, «Журбины» В. Кочетова, «От всего сердца» Е. Мальцева, «Жатва» Г. Николаевой, «Батальон четверых» Л.Соболева, «И один в поле воин» Ю. Дольд-Михайлика, трилогия «Солдатами не рождаются» К. Симонова, «Сержант милиции» И. Лазутина, для детского и подростково-юношеского возраста – «Никогда не забудем», воспоминания детей Белоруссии об ужасах фашистской оккупации и их участии в подпольной и партизанской борьбе, «Стожары» А. Мусатова, «Земля и небо» В. Саянова, заревые, сердечные, жизнетворные и жизнеутверждающие циклы стихов и песен М. Исаковского, В. Харитонова, А. Фатьянова, М. Матусовского, неувядаемая, ни с чем не сравнимая «Книга про бойца» – бессмертная энциклопедия солдатской жизни «Василий Тёркин» А. Твардовского… Можно бесконечно продолжать этот блистательный ряд – золотую россыпь советской литературы (я сознательно перечислил только отдельные волнующие, в творческих муках выпестованные деревья этого цветущего сада послевоенного времени, когда их появление переживал лично, и эти счастливые моменты остались яркими вехами времени на всю жизнь). И ещё – что считаю существенно важным – мы жили общими жизнеутверждающими, патриотическими, душевными, призывными, глубоко лиричными песнями, возвышающими душу, просветляющими любую душевную мглу, в полной мере дающими почувствовать животворную радость бытия, любовь к родной земле и великой Родине, к родным и друзьям, мощного, в веках испытанного единения братьев и сестёр по духу. И конечно же – ту любовь к единственному человеку, без которого невозможна полноценная личная жизнь.

Если бы я писал монографию, а не статью, не преминул бы подробно и откровенно изложить своё видение наших – общих и личных – промахов и ошибок, нашего непростительного легковерия и беспечности перед свинцово-тяжёлой злобой западного мира, не прощающего нам нашей русскости, и выращенной нами же пятой колонны предателей и врагов – хуже и страшнее любых закордонных фашистов и иных супостатов.

Все мы, нормальные советские люди, с какой-то странной детской доверчивостью смотрели – и не могли тому поверить! – как страну усиленно подталкивали к пропасти недавние велеречивые ревнители коммунистического благочестия – штатные пожиратели солянок и шашлыков на любых постепенно входивших в моду «корпоративах» и «междусобойчиках», а на самом деле – жадная свора почуявших богатую и сытную поживу гиен в сопровождении скопища моментально перекрасившихся болтунов и прохвостов. И позволили на время вывихнуть нам мозги, парализовать волю к сопротивлению.

Расплодившись в высоких партийных структурах, где им было уютно – «тепло и сыро», уж как борзо они доказывали свою холуйскую бюрократическую необходимость бумажным паразитированием и мелкой опекой, копеечными придирками, по любому поводу оперируя неотразимыми цитатами из классиков максизма-ленинизма, как изводили вопросами – а что вчера произошло в Африке? А что сегодня делается в Сирии, в Гватемале?.. Как опасливо проверяли подготовленные тексты выступлений на партийных конференциях и активах, требовали заполнять ведомости уплаты членских взносов только одинаковыми чернилами. Эту своеобразную муштру, забюрократизированную до абсурда, и насаждали, имитируя некую упорядоченность и дисциплину, прежде всего те, кто сейчас над ней же и глумится: сменился уклад – сменился и внешний окрас шкуры подобных «унтеров Пришибеевых».

На рубеже и в начале 1990-х годов произошёл какой-то безумный, трудно объяснимый взрыв массовой неадекватности оценок и поведенческих стереотипов, когда огромные людские контингенты, жившие по устоявшимся нравственным законам человеколюбия (надёжно проверенного в духоподъёмных трудовых буднях, в лихолетье Великой Отечественной войны) и в целом здорового морально-нравственного климата, вдруг, утратив точку опоры, оказались низвергнутыми в омут или волчью яму всеобщего ниспровержения всего и всех и кинулись во все тяжкие творить такие художества и выкидывать такие антинравственные коленца и кульбиты, которые ещё год-два назад им же самим не могли присниться и во сне. Сработал кем-то хорошо просчитанный и профессионально срежиссированный дьявольский механизм отключения комплекса лучших духовных качеств и черт, отличающих людей от животных – стыда, совести, чести, сочувствия, сострадания, бескорыстия во взаимоотношениях, приоритета духовных ценностей над меркантильно-хватательными побуждениями. Нет никакого сомнения, что решающую роль в этом столпотворении (без)нравственного одичания сыграли захваченные, буквально оккупированные «богоизбранной» саранчой электронные СМИ. Всемогущее телевидение всеохватно и полно вошло в жизнь и быт сравнительно недавно – на отрезке жизни чуть больше одного поколения, и его возможности обыденным сознанием воспринимались в основном только как плюсы, а как показали последние два десятка лет, разрушительными его свойствами ни государственные структуры по-настоящему не озаботились, ни общественный, национальный инстинкт самосохранения не сработал. И благодушно настроенный народ оказался в столь погромной ситуации беззащитным.

В этот переломно-разломный период выявились какие-то новые свойства общественной психологии, обусловленные снятием всяких морально-нравственных запретов и открытием шлюзов дичайшей вседозволенности («разрешено всё, что не запрещено!»), чего не знала история нашей страны, возможно, с глубин тысячелетий, а может быть, и от своего изначального зарождения. Ведь с самой глубокой древности существовала власть жреческого сословия и вождей, регулировавших исполнение каждым членом общества незыблемых законов родового и племенного выживания, потом – непререкаемая власть князей, срабатывали скрепы ведического уклада крестьянских общин, христианской религии (как бы к ней ни относиться – при том, однако, что веками влияли на людские души «Слово о законе и благодати» Илариона, труды Сергия Радонежского, Иосифа Волоцкого, Нила Сорского и других деятелей РПЦ до своего позднейшего меркантильно-аморального перерождения). И в те суровые времена любые проявления безнравственности, осуждаемые людским миром, пресекались достаточно жёстко и эффективно, иначе наш славяно-русский мир просто не смог бы существовать и развиваться.