Шрифт:
Опубликоваться в то время было делом почти немыслимым. Но можно было быть услышанным. В этом доме, у этого очага… Ах, как они умели слушать! И он, и она. Он слушал, немного прикрыв глаза, она – широко распахнув. Для меня – два самых главных слушателя на земле. Никто не ценил и не понимал поэзию так, как они.
Приятное для меня совпадение: стихи мы начали писать с Людмилой Фёдоровной в один и тот же год. 1962.
«Главное – чтоб было написано». Всю жизнь меня поддерживают эти слова моей чудесной крёстной…
А ещё она говорила: «Главное – не трепыхаться».
Это когда подступала депрессия, когда наваливалась тоска, и я делала отчаянные усилия не поддаться ей, а получалось почему-то только хуже, только больнее. Она говорила:
– Главное в такие моменты – не трепыхаться. Не делать лишних движений. Расслабься. Доверься. Знай – тебя всё равно вынесет к свету…
– Машка, ты обречена на счастье! – говорила мне Людмила Фёдоровна.
Говорила не раз.
Я часто просила её прочесть мои любимые стихи.
Хотя все её стихи были моими любимыми. Каждое было по-своему любимое. Но было три самых-самых.
Смутно толпы проходят сквозь толпы… Голоса переплавлены в гул. В человечьих трясинах и топях Я тебя отыскать не могу. И повсюду, повсюду, повсюду Ты мне чудишься в окнах чужих: Голос ночи в пустых пересудах, Мрак лица – в ореоле души. То как будто в пустующем небе Тень сгустилась, то снова – пробел… Пепел трав или прошлого пепел Я топчу на остывшей тропе?…Это – стихи о первой любви. А это – о Кисловодске:
…И бабочки летели на огонь, и лепестками падали, обуглясь… В столетье разворачивался год, как мир, необозримый и округлый…А ещё -
Вечер пахнет чаем и жасмином, Лунно полыхающем в саду…С этого стихотворения началась каптеревская эпоха в моей жизни.
И она не кончится никогда…
Она любила Февраль.
Она любила и другие месяцы, например апрель-май (так назван её цикл, посвящённый Кисловодску и первой любви), она любила сентябрь и январь, но к февралю относилась как-то особо.
Февраль воспет ею многократно.
В феврале родился Валерий.
Тёплый мой снег – что добрее и чище?… Солнца полоска на раму легла. В ворохе искр наши голуби ищут жёлтые зёрнышки – крохи тепла. Выйти из запахов комнаты утлой в мир, осиянный февральской весной: синее, сизое, белое утро в перистом свете парит надо мной… И – свысока, благодатно и немо, морем снежинок, несущих зарю, пышно на землю спускается небо… Здравствуй, приветствую, благодарю!Валерий кормит пшеном и хлебом птиц во дворе и ласково приговаривает:
Ты кроши, кроши, кроши Хлебушек на снег! Оттого, что воробей – Тоже человек.Чьи это стихи? Её или его? (Он ведь тоже сочинял иногда смешные стишки). Или он мурлычет что-то запомнившееся с детства?… Так и не знаю. Или забыла?…
У человеческого бытия две чаши. На одной чаше – печали и утраты, на другой – радости и обретения. То одна чаша перевешивает, то другая…
И когда на чашу с печалями легла страшная утрата – уход Моего Клоуна, – на другую чашу Кто-то позаботился положить великую радость и обретение – дружбу с Каптеревыми. Свет и силу согревающего очага… Это было так много, что даже все последующие печали, а их было немало, не смогли её перевесить. Не будет в моей жизни дружбы глубже и горячее, чем эта. Просто такая случается только один раз в жизни. Один раз – и навсегда. Не только на всю жизнь, но и на всю вечность.
Когда я думаю о Каптеревых, я думаю о том, что в нашей стране всегда была, есть и, наверное, всегда будет потаённая культура – как подземные, глубинные воды… Культура, которая никак не пиарит себя, но без которой невозможна жизнь на земле. Как невозможна жизнь без глубинных вод, питающих всё, что есть на земле…
Глава четвёртая
В КРУГЕ СВЕТА – КАПТЕРЕВСКИЙ КРУГ
Иногда я слышала, от неё или от него, интригующую меня фразу: