Передо мной – дорога, широкая и прямая, снежная и безлюдная, уходящая за горизонт… Я не знаю, кто её проторил, и куда она ведёт. Но я отчетливо осознаю, что она – моя. Я стою у её начала, стою на снежной колючей стерне, морозный холод гуляет под моим рубищем, которое надето на голое тело. Но я холода как бы и не чувствую. В напряжении я вглядываюсь туда – где дорога, едва закругляясь, уходит за горизонт, и словно бы жду какого-то знака…

И вот – там, на горизонте – возникает голубое облако. Это облако движется ко мне – всё ближе, ближе… И чем ближе оно – тем явственнее я различаю, что это – вовсе не облако. Это – огромный крест! И он словно бы вылеплен, составлен, как гигантское, мозаичное панно, – из голубых звёзд… Звёзды сияют…

И вот уже этот гигантский Крест – прямо надо мной, в зените белого, как земля, неба…

Крест наплывает, он спускается ко мне – чтобы я могла явственнее увидеть его. Ведь это (так я чувствую во сне) и есть тот самый знак, который я ждала, не решаясь сделать первый свой шаг… И вот голубой Крест, приблизившись ко мне, застилает уже всё небо…

Я вглядываюсь в эти сияющие голубые звёзды – и вижу… что это – не звёзды! Это – ангелы: в голубых одеждах, с распахнутыми, голубыми, сияющими крыльями!… И в тот же миг я понимаю, что это не просто ангелы, это – души… Со страхом и радостью вглядываюсь я в их сияющие лица… кого-то узнаю… и ещё, и ещё… – но кого?

(Проснувшись, я уже не могла себе ответить на этот вопрос. Но тогда – во сне – я вся трепетала от радости узнавания, от радости встречи с теми, кого люблю…)

«О Господи!» – только и могла вымолвить я. И падаю на колени на жёсткую снежную стерню, простирая руки к Кресту…

И тут я проснулась. Проснулась с чувством ясно услышанного ответа. В ту минуту я знала, как мне жить дальше. Мои ступни и колени, казалось, ещё ощущали обжигающую жёсткость той дороги, на которую я уже ступила – и по которой теперь хотела устремиться, не откладывая…

Я не сомневалась: впереди – в очень скором будущем – меня ждут большие испытания.

Впервые о грядущем испытании я подумала недели две назад, в декабре. А точнее: 19 декабря, в день Зимнего Николы.

В этот день в храме Николы в Кузнецах говорил проповедь и благословлял народ приехавший в Москву митрополит Антоний Сурожский. Об Антонии Сурожском по Москве ходили легенды. Его называли праведником, а некоторые даже – святым. Говорили, что он очень болен, что-то серьёзное с позвоночником; но, несмотря на это, – он продолжает служить, и много ездит, и встречается с людьми. И только корсет, в который он затянут, и невероятная воля не дают ему упасть во время долгих богослужений… Ещё говорили, что он очень любит Россию, хотя был увезён из России малым ребёнком…

Я хотела увидеть этого человека. Не просто хотела – а чувствовала внутреннюю потребность.

…Отстояв на влажном морозе долгую очередь (вот очередь, в которой стоять было не унизительно!) – пройдя долгий, неторопливый путь по раскалённому дыханием сотен людей храму, – я, наконец, приблизилась к Антонию…

Отчётливо, словно это произошло только сегодня утром, помню миг благословения… Мгновенный – точно удар током – контакт. А ведь перед ним, до меня, прошли уже сотни людей! Но он благословлял не просто очередную прихожанку – он благословлял меня. И когда я склонилась, чтобы поцеловать благословившую меня руку, – я вдруг почувствовала… крепкое рукопожатие! Вскинула голову и – встретилась с его взглядом.

Тёмные, глубоко посаженные (или запавшие от усталости?) глаза на очень худом, строгом и бесстрастном лице. Эти глаза – откуда-то из глубины – смотрели на меня с такой любовью и таким состраданием, словно Антоний провожал меня на костёр…

В этом пронзительном, любящем, скорбящем взгляде – я читала поддержку и понимание. Точнее: виденье. Виденье того – чего я сама ещё не видела… «Будь мужественна. Готовься. Бог тебя не оставит», – вот что сказал мне этот взгляд и – вторичное, отечески крепкое рукопожатие…

А потом был этот новогодний сон с Крестом.

А потом – поразившие меня слова случайного прохожего.

Поразившие не своей неожиданностью, а именно тем, что совпали с тем, что я сама чувствовала, о чём думала, к чему готовила себя в ту зиму. Это было в центре Москвы, я спешила куда-то по делам. Я была в своём обычном одеянии: чёрное пальто почти до земли и чёрный капор; в руках – мешочек из чёрной болоньи, никаких сумок я в то время не признавала. Человек, идущий мне навстречу, приостановился и, провожая меня изумлённым взглядом (я спиной чувствовала этот взгляд), воскликнул:

– Смотрите, монашенка! Испанская монашенка!…

Я рассказала о своём сне отцу Сергию.

И он растолковал мне мой сон так же, как я сама растолковала его себе.

Сергий и прежде намекал мне на то, что моё предназначение – не жизнь в миру. Нет, он ни на чём не настаивал и не уговаривал меня. Он понимал, что такое решение человек должен принимать сам. Что к такому решению нужно ПРИЙТИ. Но исподволь он готовил меня к этому решению. Он рассказывал мне о монастырской жизни. Он давал мне слушать духовную музыку. Он давал мне читать книги – по которым учатся в духовной семинарии и академии. Но самое главное – то, что я почти каждое утро ездила в Ухтомскую, в прекрасный храм, где служил отец Сергий, и отстаивала всю службу, от начала до конца: утренние часы, Литургию, молебен, панихиху. И отпевание, и крестины, и венчание – если они приходились на этот день…