Ты утаил сие от мудрых и разумных, то есть от могущественных и королей; Ты открыл это простым и слабым.

Ясновидящие получили от бессмертного Бога и добрых ангелов дар, с помощью которого они видят и предсказывают события далекого будущего. Ибо ничто не происходит без Его участия…»

Издатель глубоко задумался. Ему показалось, что он увидел перед собой покрытое морщинами лицо автора. Прошло много времени, пока лионец снова не погрузился в такой таинственный, но в то же время понятный текст:

— «Могущество ангелов так велико и так велика красота „увиденного душой“, что чувство благотворного экстаза пронизывает ясновидца, подобно солнечным лучам, согревающим тела живые и неживые.

Что до нас, простых смертных, нам с нашим скромным человеческим разумом не дано ничего знать о тайных предначертаниях Бога. Ибо „о дне же том и часе никто не знает“ (Мф. 24:36). Некоторые люди, как и раньше, могут читать тайные предзнаменования, которые Создатель пожелал открыть через видения души и традиционную юдициарную астрологию. При наличии некоторой практики, астрология дает выдающиеся результаты: наступает божественное озарение, позволяющее предвидеть человеческие и Божественные намерения, так как Богу угодно видеть свои творения завершенными».

Боном улыбнулся. Нострадамус великолепно-таки понимал, как подбросить суеверным читателям бесполезные обрывки фраз о добрых и злых ангелах. Для мыслящих читателей Мишель написал:

— «…скрытые пророчества, порожденные духовным озарением, кажутся порой неясными.

Если смотреть ночью на звезды, можно непроизвольно заговорить и начать писать; все послушно воле Бога, Великого и Вечного, который есть начало всех начал.

Хочу добавить, сын мой, что, хотя я и назвался пророком, я не хочу сейчас присваивать себе это возвышенное имя Того, кого сегодня зовут пророком, раньше звали ясновидцем. Тем не менее, пророк не видит отчетливо то, что является ему как в Божественном, так и в человеческом отношении, ибо увиденные события слишком далеки…»

Mace Боному вспомнился разговор, состоявшийся у него с ясновидцем из Салона несколько месяцев назад; речь тогда шла о том самом фантастическом, что так смутно переливалось и в прочитанных строчках.

— Предположим, — сказал врач, — еще сегодня ты зачал сына, и его род размножился в течение одного или двух столетий. И был бы среди потомков один, кто обрушил бы великие беды на людей: воин, полководец, властолюбец. Я увидел бы его в будущем, смог бы разглядеть его дела, я бы сострадал его жертвам! Однако я бы уничтожил зло уже в его первом безвредном начале — в тебе, Масе. Я мог бы в определенную ночь помешать тебе зачать ребенка от конкретной женщины. И никогда бы не появился этот воин, полководец и властолюбец, согласись со мной. Несчастье было бы предотвращено, не так ли?

Боном согласно кивнул головой, но Нострадамус тут же набросился на него:

— Нет! Ты лжешь самому себе! Ибо ты не подозреваешь, что из произвольно возникших кровавых троп могли бы возникнуть тысячи других, не менее страшных путей! Будущее, которое обнаруживает себя в преломлении граней, расщепилось бы само на мириады других граней! И кто тогда взвесит, измерит и разгадает их? Кто задумается над тем, способствовал ли я бесконечному благу или бесконечному злу благодаря тому, что помешал твоему соитию?!

— Но это значило бы, что, уходя от судьбы, мы возвращаемся к ней, что мы совсем бессильны перед судьбой? — воскликнул издатель. — Ты в самом деле веришь в это, Мишель? В конце концов, не хватаешься ли ты, как утопающий за соломинку, за бессмыслицу или слепой случай?

— Нет! — ответил Нострадамус. — Я только сказал, что созерцание будущего и малейшее вмешательство в тысячегранные связи — две совершенно различные вещи! Однако есть спасительный выход! Мы должны познавать планетное сплетение в его взаимосвязи, в его собственном толковании! Отдельные темные нити должно сплести в свиток лучезарной любви. Куда тогда перетянет канат, в котором содержатся как одни, так и другие нити? Не сможет ли тогда произойти так, что будущее, существующее как возможность, не осуществится? Ведь всяко бывает…

Масе не смог ответить Нострадамусу. Мысли его путались, перебивали друг друга, и тем не менее он ощущал какое-то смутное утешение… Теперь, держа в руках книгу, он обратил внимание на строчки из завещания ясновидца, обращенные к сыну и человечеству:

«…Нам не дано проникнуть в тайны Господа, а способность человека видеть будущее очень ограничена.

Причины событий остаются неизвестными как в предзнаменованиях, полученных людьми, так и добытых при помощи магии.

Небо вечно, оно охватывает время. Но при том, что вечность непостижима обыкновенными способами, причины познаваемы по движению звезд.

Сын мой, постарайся хорошо понять то, что я хочу сказать сейчас, — что познание причин невозможно для твоего слабого разумения и что события далекого будущего не могут быть доступны пониманию мыслящего существа, хотя даже ученые, сведущие в словесности и логике, поймут здесь не слишком много…

Прекрасно разбираться в событиях невозможно без божественного вдохновения ввиду того, что всякое пророческое вдохновение движимо Создателем, определяющим время, когда вдохновению быть, и природу происходящего.