— Я модель. Живу в Лондоне.

Судя по выражению аристократического лица Хуана Карлоса, она с тем же успехом могла отрекомендоваться проституткой. Его брови поднялись так высоко, что едва не соприкоснулись с густыми, припорошенными сединой волосами.

— Звучит интригующе, дорогая. С какими интересными людьми, оказывается, якшается мой сын! Где вы познакомились?

— У Тома, — холодно ответил за жену Тристан. — На летнем балу.

— Какая прелесть! — Восклицание Аллегры прозвучало почти искренне, разве что чересчур восторженно. — Должно быть, вы полюбили друг друга с первого взгляда.

— Я не припомню любви с первого взгляда. — Слегка нахмурившись, Тристан заправил прядь волос Лили ей за ухо. — Думаю, любовь пришла, когда мы проснулись вместе на следующее утро.

Истерически звонкий смех Аллегры донесся до Лили словно издалека. Дрожь желания пробежала по ее телу, которое еще не остыло от экстатических переживаний сегодняшнего дня. Но она не могла не заметить, что Хуана Карлоса буквально распирает от злости и злость эта ищет выхода. Коротко кивнув дамам, он повернулся к Тристану:

— Два слова наедине, если позволишь.

Тристан колебался, будто собираясь возразить отцу. Аллегра поспешно шагнула вперед и взяла Лили под руку:

— Скучные мужчины, идите и говорите о делах! А я покажу Лили дом. Мы должны познакомиться как следует.

— Осмелюсь предположить, что она беременна.

В мужественной обстановке отделанного деревом кабинета Хуана Карлоса не было места женским глупостям наподобие изящных бокалов и легких алкогольных напитков. Он плеснул янтарную жидкость из тяжелого квадратного графина в два стакана и протянул один сыну, который проигнорировал жест:

— И что же навело тебя на это предположение?

— Я не могу придумать другой причины, по которой ты женился на ней. Таких женщин берут в любовницы, а не в жены.

«Не поддавайся на провокации, не реагируй. Не показывай ему, что он зацепил тебя, и тебе больно». Тристан не мог сосчитать, сколько раз повторял про себя эту мантру, разговаривая с отцом. Он даже не заметил момента, когда необходимость прятать эмоции перестала требовать волевого усилия и превратилась в привычку.

— Каких таких женщин, отец? — Прислонившись к углу стола, Тристан вопросительно заломил бровь.

— Безродных, не получивших должного воспитания. — Хуан Карлос сделал глоток и скорчил гримасу, которая, как без труда догадался его сын, не имела отношения к качеству превосходного коньяка. — Модель, Тристан! Какая невероятная пошлость! — Старший Ромеро задумчиво покрутил стакан и продолжил все тем же светским тоном: — Полагаю, ты сделал это нарочно, чтобы пошатнуть мой престиж?

— Как ты пошатнул мой сегодня утром? — спросил Тристан с тихим раздражением. — Сколько ты заплатил членам совета, чтобы они поддержали тебя, а не меня? Они проголосовали за увеличение процентной ставки по африканским кредитам, зная, что правительствам стран‑должников придется урезать расходы на медицину и образование.

Хуан Карлос обошел стол и погрузился в огромное кожаное кресло.

— Не все в жизни измеряется деньгами, мальчик мой, — философски сказал он, разглядывая нама‑никюренные ногти. — Большая часть вещей, но не все.

— Ты заключил сделку, рассчитывая на мой брак с Софией?

— Это была не такая уж плохая идея. Неужели ты думаешь, что я женился на твоей матери по любви?

— Нет. — Смех Тристана отдавал горечью. — Так я никогда не думал.

Горечь жгла ему горло, тьма, которая держала его в осаде всю жизнь, подползла ближе. Он убеждал себя, что привык к ней — жил с ней столько, сколько себя помнил, не вглядываясь в нее, не давая ей имени. До этого момента. Стоя посреди комнаты, которая видела столько страданий, он снова вспомнил голос Лили: «Чувство, которому ты особенно открыт, это страх…»

Тристан не хотел признавать ее правоту. Но сейчас понял, что она попала в яблочко. Глядя в пустые глаза отца, так похожие на те, что каждый день смотрели на него из зеркала, Тристан Ромеро испытывал страх.

Слишком долго он мирился с тем, что по милости сидящего перед ним человека так и не научился любить. Это был научный неврологический факт. Но сегодня Тристан, впервые вглядевшись во тьму, испугался, что жестокость, пропитавшая годы его становления, намертво впаялась в мозг и ждет там своего часа. И когда их с Лили ребенок появится на свет…

O Dios, Dios note 3 , что же он наделал?

Он принудил Лили к браку из соображений проклятой семейной чести. Но как быть с обещаниями, которые он дал ей? Как он сможет защитить ее и ребенка, если самая большая опасность, вполне возможно, исходит от него самого? Что, если он — точная копия отца, только пока еще сам не знает об этом?

Он прижал сжатые кулаки к вискам, слушая спокойный, рассудительный голос Хуана Карлоса.