Она велела мне наполнить раковину теплой водой, потом локтем свободной руки проверила, не горячо ли. Сочтя наконец, что температура и глубина идеальны, Рози проворно развернула полотенце и сунула Клео мне.

— А я думала… Разве ты не сама это сделаешь? — спросила я, сражаясь с лапами и хвостом, которые одновременно двигались во всех направлениях.

— Ты мамаша. — С этими словами Рози отступила в безопасное место, к вешалке для полотенец.

Наконец котенок успокоился у меня в руках. Я была страшно польщена этим знаком доверия. Со своего сухого и безопасного места Клео с интересом посматривала вниз на воду, поблескивающую в раковине. Похоже, она воображала, что там может оказаться золотая рыбка. Я тоже немного расслабилась. Может, Клео унаследовала от своих абиссинских предков любовь к воде и ей понравится купаться.

Сделав глубокий вдох, я опустила ее в воду. В этом деле требовалось сочетать ловкость рук и уважение к кошачьему самолюбию. Клео, казалось, понимала, что происходит. Она замерла как статуэтка и не шевелилась, пока я втирала в шерсть шампунь. Вскоре котенок был полностью окутан плащом из мыльной пены.

Я с гордостью следила, как смирно наша кошка сидит в раковине. К счастью, Клео не понимала, как она сейчас выглядит. Шерстка прилипла к телу, усы повисли вдоль щек — настоящая крыса. Зато Рози восхитило, что Клео так спокойно отнеслась к гигиенической процедуре.

— Умница моя, — ворковала она. — Видишь? Ничего страшного, — обратилась Рози ко мне. — Каждую кошку время от времени нужно купать.

Неожиданно Клео издала жуткий утробный мяв. Этот звук потряс меня, задел материнские струны в самых глубинных недрах души, отозвался мощно, будто плач заблудившегося в супермаркете ребенка. Головенка Клео свесилась набок, а потом, к моему вящему ужасу, она обмякла, обвисла в моих руках, как тряпка.

— Вытаскивай ее! Вытаскивай! — орала Рози.

— Я вытащила! — орала я в ответ. Я вынула тщедушное тельце из воды, голова и лапки безжизненно повисли. — Ох…

Что скажет Роб? Его сердце и так уже разбито. Он не перенесет второго удара. Я же в очередной раз доказала, что мать из меня никудышная. Разве можно было доверить мне такое хрупкое, такое беспомощное создание, этого котенка? Самое большее, на что я гожусь, это натянуть на себя одежду.

Взяв протянутое Рози полотенце, я стала кое-как обтирать бесчувственное тельце.

— О, Клео, прости! — рыдая, я направилась в кухню, на бегу продолжая вытирать ее. Я включила газовую конфорку, поднесла Клео поближе к теплу, изо всех сил массируя ее.

— Ты права Рози. Мне нельзя доверить кошку. Это ужасно!

Рози, неодобрительно поглядывая, возвышалась над нами.

— Вода была слишком холодная, — изрекла она.

— Что ж ты раньше не сказала?

— Я думала, температура подходящая. А может, этот шампунь не годится…

Щуплое тельце повисло у меня на руке. Никаких признаков жизни.

— Ты ее убила, Рози! — хлюпала я. — А она была единственной радостью в этом доме. И благодаря тебе я ее утопила! Я знаю, ты не считаешь меня кошатницей, но я уже начала привязываться к этому котенку!

Таков отныне мой удел. Все, к чему я ни прикоснусь, обречено на гибель, все скукоживается, засыхает, погибает от моих рук. Ради спасения мира я должна удалиться куда-нибудь на гору на дальнем Южном острове, забиться в пещеру и дожидаться там конца света.

Тут, к моему изумлению, тряпочка, безвольно лежащая у меня на коленях, негромко чихнула. По тельцу прошла дрожь. Котенок поднял голову, нетвердо поднялся на лапки, нерешительно отряхнулся, обдав меня брызгами.

— Ой, Клео! Ты жива! Я поверить не могу! — Дополнительный душ из потока моих счастливых слез был для нее, пожалуй, совсем не кстати.

Кошечка подняла на меня свои глазищи размером со спутниковую антенну каждый, после чего с достоинством лизнула мой палец, как будто ей снились хорошие сны, а сейчас не терпится узнать, что на завтрак. На седьмом небе от счастья, я вытирала ее чудесный редкий мех, пока он не стал совсем сухим. С тех самых пор как родились мальчики, я не испытывала такого экстатического восторга при виде живого существа.

— Слышишь, Клео мурлычет, — сказала я Рози. — Думаешь, она меня простила?

Вид у Рози был не очень уверенный.

— В конце концов, у нее ведь девять жизней, — сказал она. — Одной меньше, все равно осталось восемь. В этом доме бедняжке все они понадобятся, все восемь.

Проводив Рози, я расцеловала Клео в благодарность за то, что она вернулась к жизни, и носила ее на груди, чтобы согреть.

С этого момента мы с Клео пришли к согласию и пониманию. Купания, решили мы с ней, годятся только для птичек.