Заканчивая описания немотивированных убийств, совершенных подростками, мы хотим обратить внимание на следующее. У каждого из действующих лиц, виновных в жестокости, можно найти признаки детских конфликтов, какую-то наследственную отягощенность, некие симптомы изменения характера. Например, в последнем случае: со слов учителей, Д. был замкнутым подростком, и его дразнили одноклассники; он увлекался готическим роком, а его отец покончил с собой. Но, несмотря на присутствие подобных «зацепок», создается впечатление, что вся природа Д. настолько подчинена законам зла, насилия, что названные причины никак не могут объяснить всей жестокости и нелепости его поступка.

Часто в истории жизни любого человека, его родственников мы можем отыскать следы психической патологии: у кого-то была депрессия, кто-то пил, конфликтовал, уходил из дома и пр. Но далеко не каждый человек, даже имея за плечами подобный «груз», становится патологически агрессивным. Где же спрятана эта адская машина, приводящая в действие маховик немотивированной агрессии? Где находится этот Молох, пожирающий «все человеческое в человеке»?

Собственно, мы привели все эти случаи не для того, чтобы напугать читателей. Мы хотели рельефно показать биологическую сторону жестокости детей и подростков, и, имея такую «фактуру», проанализировать основу агрессивного поведения. Выделить главные симптомы, которые поначалу могут быть скрыты, незаметны, но на которые тем не менее можно вовремя обратить внимание. Разумеется, не все агрессивные акты детей и подростков такие ужасные. В большинстве своем они менее устрашающи. Но анализ удобнее проводить на крайних формах.

Здоровый или «нормальный» в психическом отношении человек обнаруживает широкий спектр душевных проявлений и способов реагирования на внешние раздражители. Благодаря этому его поведение является дифференцированным: он действует с учетом всей сложности человеческих взаимоотношений и обладает способностью к прогнозированию последствий своих поступков. Напротив, болезненно измененное состояние психики заметно сужает пространство для формирования соответствующих реальности мотивов действий, что лишает поведение необходимой гибкости, способности адаптации к сложной системе социальных отношений.

В беседах с подростками, совершившими жестокие криминальные действия, обнаруживается один интересный феномен: многие из них вовсе не отрицают мораль, этические нормы, и можно отметить, что в этом они достаточно искренни. Они говорят о том, что любили своих родителей, прислушивались к их замечаниям и старались правильно себя вести. Однако с какого-то момента наставления родителей перестали ими восприниматься; подростки с удивлением отмечают этот переломный момент, когда в силу каких-то непонятных причин они стали абсолютно глухими к словам своих близких, а в их реакциях на окружающее появилась оппозиционность и агрессивность. Совершенно очевидно, что речь идет о патологическом изменении поведения, которое, выйдя из подчинения нравственным установкам, приобретает специфическую, болезненную динамику. И чем полнее будут раскрыты механизмы этой динамики, тем ближе мы подойдем к ответу на вопрос: почему «нормальные» дети могут превращаться в жестоких садистов?

Законы патологического формирования поведения болезненно измененного способа реагирования на действительность, который обусловлен нарушением психической деятельности, давно и подробно изучаются психиатрами. В то же время сама возможность и пра в омерность переноса законов, действующих на уровне физиологии и патофизиологии на социальное и межличностное поведение человека, может вызвать определенные сомнения. Противники такого переноса аргументируют свою позицию тем, что на пути от зарождения физиологических механизмов до поведенческого акта стоит множество известных и неизвестных факторов. Они влияют друг на друга, превращая, модифицируя природную энергию (здесь правомерно говорить о «психической энергии» в понимании К. Юнга) в тот или иной феномен деятельности человека. Возможно ли, оставаясь на научных позициях, выявить основные звенья в этой цепи взаимодействия различных факторов и событий и построить на этом основании некие алгоритмы поведения?

Как мы видели, в средствах информации, сообщающих о немотивированно жестоких действиях детей и подростков, приводится фабула этих действий. Их оценка, разумеется, отрицательная, строится на инстинктивном неприятии «нормальным» человеком агрессивно-садистического способа «выяснения отношений». Конкретный случай необычной жестокости сразу находит свое место на «полюсе зла» нравственной шкалы человеческих поступков. Но каждый раз остается впечатление какой-то недоговоренности, какого-то «темного пятна» в любой истории подобного преступления. С помощью нравственных категорий, на основании которых выносится суждение о патологически жестоком поступке, его мотивы не проясняются. Очень часто отчаявшиеся что-либо понять в случившемся свидетели таких преступлений с сожалением отмечают, что люди почти ничего не знают о симптомах психической патологии.

4.2. Психика и агрессивное поведение

Агрессивность коррелирует со степенью болезненных изменений в душевной сфере. Эти симптомы показывают, на что следует прежде всего обращать внимание, когда речь идет о профилактике проявлений агрессии. Собственно говоря, социальное значение психиатрии состоит, в частности, в том, что она показывает своего рода набор патологических моделей поведения. Таково мнение известного психиатра и философа А. Кемпинского (Кемпинский, 2002), который полагал, что сфера наблюдений в психиатрии охватывает явления жизни людей «в преувеличенных пропорциях, благодаря чему они легче воспринимаются». Это положение, видимо, будет справедливо и по отношению к возрастным особенностям поведения: эмоциональные и кризисные процессы детской и подростковой психики мы должны рассматривать как «преувеличенные» модели патологии.

Патологическая агрессия различается в зависимости от формы психического расстройства. Так, в случаях явных болезненных признаков (бред, галлюцинации, двигательные нарушения, расстройства сознания и т. д.) модели поведения, ими обусловленные, представляются более или менее детерминированными: психическое расстройство напрямую ведет к патологическому нарушению поведения. Речь в этих случаях идет о психотической агрессии.

Однако существует целый ряд состояний с ярко выраженными поведенческими отклонениями агрессивного типа, когда границы перехода нормы в патологию незаметны. Переход в патологическую зону скрыт от постороннего наблюдателя, и агрессор попадает в его поле зрения уже на стадии совершения жестокого патологического действия: «норма» как бы незаметно трансформируется в патологический феномен. Таким образом, возникает трансформированная агрессия. При данном типе агрессии происходит с виду «внезапный» переход от психологически понятной, «правильной» реакции на глубоко патологический уровень. В таком состоянии легко реализуются компенсированные до этого момента мотивы мести, вдруг возникает «непонятный», внезапный садизм, импульсивность (Можгинский, 1999).