Следователь отрапортовал, что у него были какие-то дела поблизости, а с Фемом у него намечался только короткий разговор. Он знает, что того никто не встречает, и поэтому, решил проявить любезность, и встретить господина Мидаса в аэропорту.

А с общественным деятелем мсье Ришаром он познакомился уже здесь, заметив табличку. При этом он, снизу вверх, и с некоторым подозрением, глянул на соцработника. Тот невозмутимо улыбнулся Фему, и произнёс короткое «сработаемся!»

По дороге к машине следователя (Ришар приехал на поезде), Фем узнал, что по договору с его сестрой, неожиданно получившей всё имущество Фема, он может первое время жить на одной из своих квартир.

Делать тут было особо нечего, и ему пришлось согласиться.

«Процесс «воскрешения», видимо, будет долгим», - подумал Фем.

Всю дорогу в машине Фему пришлось одновременно бороться со сном и рассказывать о своих приключениях. Он сам не заметил, как его рассказ перешёл в настоящий сон. Должно быть это выглядело забавно со стороны, но слушатели проявили такт, и разбудили Фема уже у дома.

Следователь Жак распрощался и попросил подписать какую-то бумагу. Сославшись на какое-то неотложное дело, он умчался.

Ришар передал Фему ключи, и попросил на секундочку подняться. Ему было необходимо проверить, что все купленные утром продукты всё ещё в холодильнике. Убедившись, что они не расползлись по дому, он ретировался, а Фем провалился в тяжёлый глубокий сон.

***

А утром случился кошмар. Пробудился он из глубокого сна не от звука ломаемой двери, а чуть позже, от того, что его, полуодетого, волокли по полу какие-то личности в чёрных масках.

Жестокость, с которой они действовали, была чрезмерна по любым меркам. Будь он хоть предводителем всех самых отмороженных террористов в мире, нет и никогда не будет логики в подобных действиях. Чего они боялись? Что у него в пижаме спрятана гаубица? Или, что он как ниндзя умеет летать? Или же они боялись, что он откроет рот и заговорит с прессой?

Это была жестокость в её самом непосредственном виде, та, которая рождена даже не каиновой ревностью, а примитивно животной ненавистью к другому. И ещё детским интересом, что у него там внутри. Гуантанамщики приволокли его в какой-то цереушного вида чёрный фургон, и без лишних экивоков кинули внутрь, надев наручники на ноги и на руки.

Утробой машины оказалась камера, со стенками, обитыми чем-то мягким и мерзким. Звукоизоляция была такая, как будто на голову одели подушки с двух сторон, и никакого мотора, или разговоров не было слышно.

Когда захлопнулась дверь, воцарилась темнота. Ни окна, ни ручки дверей не прощупывались. Всё случилось настолько быстро и неожиданно, что Фем не успел запомнить никаких подробностей похищения. Что тут говорить, он даже подумать не успел толком.

По дороге у него полностью включилось соображение, и он стал обдумывать варианты.

Он, конечно, мог вывести из строя двигатель фургона, мог запереть всю эту команду в машине и заклинить замки. Но Фем сомневался насчёт наручников. Как открыть их замки? И тут он понял, что Дар его находится пока в самой начальной точке развития.

Он может и должен развиваться дальше, а пока, Фем чувствовал, ему нужно набраться терпения. И замок на двери был, как на зло, обычный, механический.

Оставалось лишь смириться, и стараться запоминать все мелочи по дороге. Одно интересное наблюдение он сделал сразу же — фургон двигался не быстро, а тщательно соблюдая правила. При этом он много поворачивал, как будто заметая следы.

Фем неплохо знал Париж, и знал, что дороги здесь намного прямее, если ехать так долго, как они ехали. Это маневрирование создавало впечатление, что водитель запутывал следы для него, а не для предполагаемых преследователей.

«Иначе он бы ехал быстрее, ведь так…», - бормотал Фем, мотая головой в такт поворотам.

« А зачем запутывать меня? Тут же нет окон, а количество поворотов я уже забыл…», - и тут к нему пришла интересная мысль, вернее только обрывочные намёки на какую-то схему.

А что, если они знают про некий Дар, которым я обладаю, но не могут понять какой? То есть, - продолжал рассуждать он, - это не ошибка, и они взяли кого хотели. Они уверены, что я им опасен…

Но тут мысли Фема вдруг были прерваны неприятным шипением. Гадко извиваясь, из щели в полу, вверх курилась струйка голубоватого дымка. Сознание заволокло ватой и Фем отключился.

***

Пробуждение произошло в неприятном месте. На потолке горел светильник, но окон опять не было. Каморка представляла собой белый квадрат, три на три метра. С потолка таращился видеоглаз.