Вертолет снова взмыл вверх – очевидно, в поднебесье происходило сложное объяснение… Чем оно закончится, Ракитин предполагал. И не ошибся: вертолет опять завис над ним, и, будто рассыпающаяся колючка огромного репья, полетел вниз, разматываясь, клубок веревочной лестницы.

Лестница качнулась, вытянулась, бороздя деревянными перекладинами наст, и по ней с обезьяньей ловкостью и быстротой начал спускаться Власов. В конце спуска он все же не выдержал, спрыгнул, упав в сугроб в каком-то метре от Ракитина.

Следом за ним последовал Градов, после – Астатти, Дима…

– А по веревке что, побоялся? – утирая снежные брызги с лица, выкрикнул Власову Александр.

– Я тебе щ-щас, сука… – разгребая вокруг себя снег, отозвался тот. Затем, оглянувшись на остальных беглецов, застонал с беспомощным гневом: – Кто давал команду покидать борт?! Вы что же творите, падлы, а? Стрелять вас всех, что ли?

– Пока не стоит, – донесся голос Градова. – Потерпите, успеется. Тем более, надеюсь, самое интересное впереди.

– Что впереди? – спросил по-русски Астатти, задрав голову вверх, где с упорством, достойным лучшего применения, гудел, замерев, геликоптер. – Я нахожусь внутри фантастический сумасшедший дом!

– А здесь нет ветра, – сказал Дима, вертя головой по сторонам.

– Там шумел ураганистый буря, – согласился с ним Пол. – Все, что было слабое, летало через воздух… Здесь – рай!

Власов, покосившись на американца, ощерился в беззвучной ухмылке.

Вертолет, поддав газку, развернулся и полетел куда-то в сторону. Лестница билась и болталась под ним. Вскоре он снизился далеко внизу, у отрога, на пустоши вылизанного ветрами плато. Шум винта стих. Разъяренный пилот, видимо, решил, не докладывая покуда по инстанциям, подождать своих странных пассажиров неподалеку от места их неожиданного десантирования. Логика в таком действии определенно существовала, хотя выступала она в противовес вопиющему абсурду: в самом деле, непонятный и возмутительный поступок спрыгнувшего за борт кретина и последовавших за ним его сотоварищей был похож на действия сумасбродных параноиков, но, как наверняка рассудил пилот, морозец, недостаток кислорода и прочие трудности быстро вернут придурков в сознание. А уж после-то он им устроит излечение от расстройства ума и души.

– Представляю, что думает о нас летчик-ас, – сказал Александр, барахтаясь в снегу. – Не знаю, как и извиняться.

– Извинимся, – успокоил его Градов. – Поразмысли лучше, что плести про мое исчезновение, если…

– Что «если»? – грустно спросил Ракитин.

– Сам не знаю. Ну… вперед?

– Вы!.. Вашу мамашу растак! – подал голос Власов, передергивая затвор пистолета. – Всем – на борт! Иначе – стреляю!

– Да ладно, Коля, давай-ка за нами, на сегодня отвоевался! – отмахнулся от него Ракитин. – Не порть финал, история вот-вот и закончится… А как закончится, так и разберемся!

– Ты серьезно отвечаешь за свои слова? – выкрикнул Власов.

– Я отвечу!

– Ну, гляди, друг ситный! Твоя пуля – со мной!

И, разгребая вязко утягивающую вниз толщу снега, они словно поплыли в ней, переворачиваясь и изгибаясь, – к склону горы, как к берегу.

Наст истончился в колкий, смерзшийся щебень. Ракитин снял перчатки, погрел дыханием онемевшие, синие от холода пальцы. Дальше идти было некуда. Над ними, заслоняя небо, высилась отвесная стена с округлым и черным проемом расселины, похожей на съеженную временем каменную арку.

– Вот и все, – сказал Градов. – Еще десяток шагов вверх – и все…

– Неужели… здесь? – Ракитин поднял глаза на уходящую ввысь вертикаль камня.

– Или нас крупно разыграли, или… – Градов замолчал.

Взгляд его, до того опустошенный, пристально уперся в Ракитина, и было в этом взгляде сомнение какой-то тягостной мысли…

– У меня ледоруб, – сказал Александр. – Нужен?

– Где ледоруб?

– Под курткой. За спиной. Ручку я вчера отпилил, чтоб покороче…

Градов звонко, как никогда, расхохотался. Затем потянулся всем туловищем и легко прыгнул вверх, ухватившись пальцами за края трещины. А после, ступая по едва различимым уступам и рытвинам, полез выше и выше – к расселине.

Компания последовала за ним.

Полыхнуло кинжально солнце, внезапно вышедшее из-за грузной туши облака, синь неба стала еще гуще, и скалы блеснули матовым глянцем. Тут были какие-то черные горы, безо всяких тонов серого и коричневого. Графические. Неземные.

Ракитин, цепляясь замерзшими пальцами за режущий перчатки камень, взбирался по круче вздымающегося в вышину колосса, глядя на следующего впереди Градова. Его фигура в нелепо развевающейся куртке, минув край уступа, исчезла, словно поглощенная небом.