– Чего пялитесь?! Не кино! – прорычал он, вздувая жилы на багровой, в белых мурашках шее, и, дотянувшись до ручки, энергично задвинул дверь.

– Полезла за чемоданом, а ящик-то и свались! – возбужденно объясняла Вероника Степановна. – Гляжу: патроны! А он плел: переезжаю, стереосистема… Как же! Взятку, подлец, совал! – вскричала со страстью, возведя затемненные очки к потолку. – Мне – мзду!..

– Начнется сейчас, – предрек Ракитин, адресуясь к Градову. – Представление. Пойду покурю, пожалуй. – И вышел в тамбур.

Зажег спичку, но прикурить не успел – в тамбур влетел железнозубый, навалился плечом на дверь, судорожно задергавшуюся под чьим-то напором извне, и, вытащив из кармана цилиндрик ключа, ловко замкнул ее.

Удары усилились, ручка заелозила вверх-вниз, но безуспешно.

Железнозубый зло и довольно усмехнулся и только тут узрел скромно жавшегося в углу Александра.

– Стой как стоишь, – повелел глухо. – Как муха замри, понял? Армию служил? Команду «смирно» знаешь? – И показал Ракитину красивый – длинный и узкий – нож.

После тем же ключом открыл дверь вагона и распахнул ее, качнувшись под напором ударившего в тамбур ветра. Вслушался в дребезг колес, напряженно всматриваясь во тьму и морщась от холодного свистящего воздуха. Опустился на подножку. Истово перекрестился кулаком.

– Я не китаец, – сказал, задумчиво плюнув в гудящую ночь, – но моя стихия – сумерки…

После этой странной по смыслу фразы обратился к Ракитину, корча в ухмылочке сиреневые губы:

– Прощевай, гражданинчик! Физкульт-привет следствию и операм! – Натянул кепочку на глаза и канул во мглу.

Спрыгнул, как отметил Александр, грамотно: по ходу поезда, корпусом вперед.

В сей же момент дверь в тамбур с шумом распахнулась, и показался Иван Иванович, безумно вращавший ищущими глазами.

– Где? – отрывисто спросил он Ракитина, оскалив зубы.

Тот молча кивнул на скрипуче качавшуюся дверь вагона.

– Уше-ол! – простонал Иван Иванович смятенно. – Так, стоп-кран… Нет, не стоит, скоро станция, все равно возьмем… Ты-то чего смотрел?! – укорил он Александра, глазевшего на пистолет в руке соседа по купе.

– Ножичек у него был, – сообщил Ракитин невинным тоном. – Лезвие изящное, любовно отточенное… Да и не только ножичек, вероятно. – Повел носом виновато. – И действовал человек на должном уровне профессионального мастерства. Зато можете меня поздравить: я глубоко уяснил идею о непротивлении злу насилием.

– Не уйдет, – процедил Иван Иванович, убирая пистолет в пристегнутую к подтяжкам кобуру. – Вокруг ни поселков, ничего. Дадим ориентировочку…

– Так вы… – уразумел Александр.

– За ним и ехал, – поделился Иван Иванович огорченно. – Вернее, за тем, кто должен был ящики забрать…

– А как же относительно вашей специальности эксперта по экспорту? Цветных и черных металлов? Накладочка?

– Это тоже… – Цроцедил Иван Иванович, – свое образный экспорт. Металлоизделий. Нет?

– Вот видите, – печально сказал Ракитин. – Ну как теперь доверять людям? Искренности хотите, истины, а сами… того, Иван Иванович…

– Петр Семенович, – хмуро поправил собеседник. – Извиняюсь – служба. – Помедлил. – Пошел, ладно… Протокол сочинять.

Ракитин двинулся за ним следом. Возле злополучного купе бушевали страсти. На фоне общего ропота, шушуканья и восклицаний выделялся бас Вероники Степановны, дававшей разъяснения новому пополнению зевак.

– Мне на голову, а потом на пол! – повторяла она, перстом обличающим указывая на разбитый ящик. – Вот они, пособники моджахедов! Раньше американцы их оружием снабжали, теперь наше жулье впряглось…

– Спокойно, товарищи, р-расходитесь, – заученно призывал граждан к порядку Иван Иванович, демонстрируя удостоверение с подлинным своим именем. – Р-разберемся.

Тут поезд, заметно сбавивший ход, дернулся в судороге, лязгом сотрясшей вагон, и остановился.

На станции стояли долго. Коридор заполнили официальные представители в железнодорожных и милицейских формах, звучали указания и команды, затем багаж железнозубого описали и выгрузили на перрон. Начался опрос свидетелей.

Иван Иванович, присев на откидном сиденьице, фиксировал показания Вероники Степановны, переводя их с языка эмоций на протокольно-канцелярский. Ракитин стоял неподалеку, прислушиваясь.