– Иди отсюда! – говорю я.

Он не торопится.

– Что с ноутом? Чего он пищит у тебя, как голодный птенец?

– А я откуда знаю... чего он.

– Дай посмотрю.

Он взял ноутбук и начал нажимать на какие-то клавиши, а мне дал свой пакет.

– Хочешь хлеба? – не поднимая глаз, спросил Саша.

Он вообще здоров, интересно? Леди никогда не станет есть на улице хлеб своего врага! Нет, леди просто не может хотеть батон! Леди не хочет батон! А я... Я хочу! Он такой мягкий и вкусно пахнет, а еще у него поджаристая корочка, того же цвета, что и обручальные кольца в ювелирном магазине, и осень, и мой мир! Тот самый – золотой!

Я поднесла кончик батона ко рту и с наслаждением впилась в него зубами. Ах, как чудесно пахнет и хрустит!

Саша повернул голову и уставился на меня.

– Что? – с набитым ртом спросила я. – Сам ведь спросил: хочу ли я хлеба.

Он поставил мне ноутбук на колени.

– Вообще-то я пошутил.

Кусок, кажется, застрял у меня в горле. Ни туда, ни сюда не двинется, дышать нечем!

Я сунула батон Саше в руки и кивнула в сторону аллеи, чтоб он уматывал ко всем чертям.

Он посмотрел сперва на откусанный батон, затем на меня и указал на ноутбук.

О, чудо! Ноут больше не пищал, и музыка снова нормально играла. Застрявший кусок хлеба от облегчения благополучно провалился в желудок. Уф-ф, хоть давиться на глазах этого мастера не придется, и на том спасибочки.

– Как ты это сделал?

– Секрет, – улыбнулся он.

– Ну и сколько я теперь тебе должна? – вызывающе уставилась я на него.

Смотрит и молчит. Неужто думает, я сама буду называть цену за услугу? Или скромным хочет казаться?

– Так сколько я тебе должна?

Саша опустил глаза.

– Вообще-то, три минуты.

– О чем ты? Какие... – я нервно смеюсь. – Не-е-ет! Ты ведь не серьезно?!

Он не серьезно! Снова шутит! Шутник... не смешно, НЕ СМЕШНО!

Когда надвигается гроза, темно-синие тучи спускаются особенно низко и плывут на тебя, точно собираются поглотить. А сейчас ярко светит солнце, но у меня чувство, будто вот-вот громыхнет и в небе промелькнет молния. Нет, конечно, не в небе – все это в его глазах, которые неумолимо приближаются. Я не пытаюсь увернуться, разве от молнии увернешься? Я не вскакиваю с места, чтобы сбежать, а просто смотрю и не могу отвести взгляд.

Он меня поцеловал.

Так необычно, так нежно и так страстно. Мое сердце точно бросилось с обрыва, пролетело много-много километров и упало в его теплые ладони, заиндевевшее, но все еще живое. Оно оттаяло и забилось в сладостной неге. Как рыбка, которой хочется жить-жить-жить...

– Знаешь, о чем я думаю? – спросила я.

– О чем же?

– Плюнуть в тебя сейчас или подождать!

Саша немного отстранился и пробормотал:

– Подожди, вот я сейчас расскажу, почему тебе Вадик не позвонил, и тогда... тогда плюнешь.

Я громко фыркнула.

– Неужели ты и его избил?

– Нет, его я не бил, просто кое-что сказал, тогда, в автобусе... помнишь?

Я напряженно ждала.

Что же он мог сказать? Может, открыл мой истинный возраст и поведал про парня, которого не было?

– Я сказал ему, что ты тайком встречаешься со мной.

– Как это? Но это неправда!

Саша вздохнул.

– Он тоже так подумал, тогда я сказал ему, что могу поцеловать тебя прямо при нем.

– Ты ведь этого не сделал, я бы заметила...

– Я этого и не делал, просто наклонился очень близко и сказал про тушь... видимо, со стороны было похоже.

– Тушь?!

Так вот что тогда произошло! Как же избито! Как подло! Вот почему Вадик был так холоден, вот почему не позвонил!

– Какое вероломство! – воскликнула я.

– Прости.

– Прости? Все шутишь?! Ты дважды отнял у меня любовь! Дважды!

Я захлопнула ноутбук.

– А Рома? Он знал?!

Вижу, друга выдавать не хочет, но я взбешена, и просто так увильнуть от ответа ему не позволю.

– Отвечай!

– Знал! Но он не виноват, он мне тысячу раз говорил оставить тебя в покое. В лагере мы даже из-за этого поссорились.

Мне неожиданно вспомнился разговор Донских с Ромой под окнами корпуса моего отряда, и я сказала:

– Однажды ночью я слышала, как вы говорили...

Саша кивнул.

– Да, было такое. Я пытался уломать Ромку рассказать тебе про настоящего Вадика.

– А как же Оксана? Я думала, вы говорили про Оксану!

– Нет, – Саша поморщился, – сколько себя помню, мы всегда говорили только о тебе.