Крис подложил руку под подбородок. Его черные, без признаков зрачка глаза, казалось, вбирали свет ближайших свечей. Он молчал.

— Ему не помешает лекция, — сказал Кельше, — лекция о привычках сильных мира его…

Крис ничего не сказал, и Кельше продолжил:

— Каждый человек знает, что в мире нет ничего необъяснимого, — начал Кельше, — есть необъясненное. И вот завтра-послезавтра физики откроют закон, объясняющий, почему в одном и том же гостиничном номере вешаются постояльцы, а биологи откроют патологию, которая позволила мальчику вспомнить, что в прошлой жизни он был пророком… пророком каким-нибудь.

— Мухаммедом, — подсказал Крис, безразлично глядя куда-то в затянутое муаровым шелком окно.

— Да, — подтвердил Кельше и снова повернулся к Игорьку. — Можно оставить дело физикам, а можно просто отмахнуться от информации, признав ее случайностью, совпадением, психическим заболеванием, выдумкой… — он примолк, а потом спросил: — Ты же не считаешь случившееся с тобой странным?

— Считаю, — нехотя ответил Игорек, начиная понимать то, о чем говорит Кельше. — Но не более странным, чем изобретение машины времени. Или телепортатора, как в СтарТреке…

— Отлично, — удовлетворенно сказал Кельше и сцепил, наконец, свои неугомонные пальцы. — Поверь, в вашем мире все возможно. Таким он был задуман — волшебной шкатулкой с миллионом секретов…

— Не отвлекайся, — коротко сказал Крис.

Кельше кивнул.

— Гитлер искал христианские артефакты. Приближенные к царям масоны вызывали демонов. Американцы проектировали летающие тарелки.

Игорек не поднимал глаз от блюда.

— Ты не проводил двадцати платных сеансов, — продолжил Кельше. — Не делал пассов руками, не поил девчонку отваром редких трав и настоем хвоста полярной совы. Ты дотронулся до нее и избавил от смертельного заболевания. Тебя заметили. За тобой начали наблюдать, ты стал интересен.

— И вечером…

— И вечером, — подхватил Кельше, — ты отправился в больницу и проделал то же самое с другим смертельно больным ребенком. Ты действительно надеешься переждать их интерес?

Игорек поднял голову и посмотрел на Криса. Ему казалось, что тот, как строгий куратор, выдаст сейчас что-нибудь вроде «а ведь я предупреждал»… Крис молчал.

— Что мне делать теперь? — выдохнул Игорек, обращаясь к Кельше.

Тот не ответил, но порылся в кармане своего кожаного фартука и выложил на стол пару голубых пуговиц и согнутую кукольную ручонку.

У Игорька перехватило дыхание, и снова помог вовремя поданный кубок.

Глотнув обжигающей горячей жидкости, Игорек отдышался и замер, разглядывая детальки будущей куклы.

— Подумай, — вполголоса сказал Крис, — представь, что люди выбрали правильный путь… Последние вызовы я принимал от мальчишки, который покончил с собой из-за своей болезни и девочки, зачатой в пьяном угаре. Ты можешь помешать естественному ходу вещей, сломать ход своеобразной эволюции.

Ожидая ответа, он потянулся к картам и смешал их, закрывая любопытные лица рубашками-перевертышами.

Серая река. Юлькины слезы. Девочка в травянисто-зеленом гнезде больничной кровати.

— Я так подумал, — медленно сказал Игорек. — Есть все-таки некоторые люди, которые, наверное, попали в систему сокращения неправильно… не так уж они и плохи. Их немного. Несколько. Я буду осторожен, никому не помешаю, просто немножко помогу одному-другому… и тогда все. Приду сам.

Крис задумчиво смотрел на него.

Игорек вспомнил о боли в груди и поморщился, но добавил:

— Так что уберите на время свои пластмасски.

Некоторое время молчали все. Потом Кельше, сгребая пуговицы обратно в карман, сказал:

— Нам нужен Кайдо.

— Моя ошибка, — откликнулся Крис.

— Не верится, — ответил Кельше. — Когда ты ошибался, Крис? Здесь что-то другое…

— Хватит, — не выдержал Игорек. — Вы меня слушали вообще?

— Конечно, — отозвался Кельше. — Ты снова сделал свой выбор.

Крис наклонился и пальцами погасил огонек последней свечи.

Игорек сказал не всю правду. Как ни стыдно было признаваться, но его захватила и возможность показать себя людям во всем блеске — стать тем, кого динамик компьютера назвал Вершителем.

Хорошо бы, думал Игорек, получить в обмен на свое умение то, чего всю жизнь добивался неимоверными стараниями. Подстраивался под сильных, нехотя тянул слабых, помогал тогда, когда никто не хотел помогать. И все для чего? Для признания. Для того, чтобы люди забыли несуразного очкарика-ботаника, чтобы получать то, что хотел, без проблем и жертв. Получить признание такого масштаба, чтобы ни одна Стелла не посмела встать ему поперек глотки. Не поддаваться на провокации и не давать Кельше браться за загробные манипуляции с прикручиванием кукольных рук мертвому телу — значит, получить шанс, какого еще никто не получал.