— Слабак, — прокомментировал Кайдо, провожая машины глазами. Труп погрузили в одну из них, и туда же запихнули обмякшего от горя отца Андрюшу. Фары мелькнули несколько раз на повороте, и наступила темнота.

— Это мать, — отозвался Крис. — С этим сложно что-то поделать, пока не расставишь приоритеты правильно.

— Почему бы не выставить эти приоритеты по умолчанию? — поинтересовался Кайдо. — Родился, вырос и забыл о ненужных привязанностях?

— Потому что не мы это придумали.

— А кто?

Крис пожал плечами и нахмурился. Его лицо впервые исказила легкая гримаса непонимания, и Кайдо так удивился этому обстоятельству, что не стал больше расспрашивать.

— Быстрее тут, — вполголоса сказал Артур, глядя на Игорька, вцепившегося руками в край никелевого стола, на который свалили тело Антона.

— Выйди.

Артур кивнул.

Игорек остался один под ослепительно белыми лампами. Он видел свое отражение в многочисленных металлических гранях — искаженное, вытянутое, белое привидение с нелепыми кляксами глаз.

— Антон, — позвал он, оставшись один. — Антон…

И положил ладонь на неподвижную белую, с чересчур темными венами руку. Капли холодной воды стекали со стола и звучно плюхались о кафель.

— Я такое натворил, Антон! Я такого наделал! Дайте мне хоть что-то исправить… хоть что-то!

Он упал грудью на неподвижное тело, вцепился руками в мокрую куртку, прижался щекой к ледяной щеке, похожей на пластик.

— Вставай, а… — жалобно попросил он. — Встань, помоги мне…

В замкнутом белом кубе больничного морга было тихо и холодно. Ни следа северного ветра, ни крупинки красного песка. Руки дергало судорогами, они болели, сведенные страшным напряжением, но это были руки обычного человека, бессильные и беспомощные.

— Давай по-другому, — шепнул Игорек. — Если ты встанешь, я защищу тебя, я буду следовать за тобой везде, я перестану рассуждать и… мы вместе все исправим.

Он сполз вниз, сел, прислонившись к холодной кафельной стене, и закрыл руками глаза.

Через несколько минут отнял их и посмотрел перед собой абсолютно сухими блестящими глазами. Рывком поднялся и вышел, хлопнув тяжелой дверью. Раздался щелчок — дверь закрылась намертво, оставив за собой непоправимое.

В синем холле он увидел мать — она сидела на диванчике, уже подкрашенная со связанными в пышный хвост белокурыми волосами.

— Игорь! — сказала она и вытянула вперед руки. — Не извиняйся, я знаю, что ты исполнял дело государственной важности!

— Мам… — сказал Игорек.

— Я думаю, ты без проблем попадешь в английский колледж. А еще Артур намекнул, что неплохо бы переехать поближе к центру. Знаешь, он очень интересный мужчина. Все силовики такие… — она хихикнула. — Твой папа тоже был…

— Я наркоман, — перебил ее Игорек и засучил рукав. Показал желто-синие пятна на белом сгибе локтя.

И с нее разом слетела вся шелуха. Накрашенные глаза потеряли блеск, и в них пробудилось глубинно-женское, встревоженное, материнское.

— Это не лечится, ты знаешь? — спросил Игорек. — Я могу обещать тебе, что все изменится, но я буду врать. Ты будешь таскать меня по врачам и наркологам, но это будет временная помощь. Если ты не будешь давать мне денег, я стану продавать все, что найду. У меня будут моменты просветления, я буду плакать и жаловаться, а ты — жалеть и верить, но вечером я буду уходить снова и возвращаться вмазанным, а утром орать на тебя с отходняков. Это будет ад для двоих, мам. Веришь?

У нее приоткрылись губы, и лицо побелело медленно, словно облитое известью.

Игорек наклонился и потерся лбом о ее висок.

Ад — еще и потому, что он взял на себя всю чужую боль, и она теперь разрывала его тело на части, и от напряжения кровили и лопались невидимые глазу ткани.

— Оставайся здесь, — приказал он. — Сейчас придет врач и все тебе объяснит. Так что жди, не уходи.

И она осталась, сплетя пальцы в нервную корзиночку и шаря вокруг влажными от слез глазами.

А Игорек пошел наверх, крепко держась руками за перила вдоль крутой лестницы. В коридорах и залах не было пациентов, зато повсюду стояла охрана — те самые наемники с глазами-дулами и лицами-слепками. Почти все они держали в руках оружие, но Игорька пропускали беспрекословно.

Дверь в знакомую палату оказалась приоткрыта. За окном брезжил серый рассвет. Серые пыльные пятна лежали на одеяле, подушке и одутловатом лице с вывернутыми капризными губами. Белесые ресницы совсем пропали в отекших веках. Игорек остановился, разглядывая этого человека — нездоровую пористую кожу, складки, ямки, черные точки пробивающейся щетины…

— Евгеника — не псевдонаука… — шепотом сказал Игорек, наклонился ниже и почувствовал кислое дыхание. — Огонь в умелых руках…

Он вытянул руки и осторожно положил их на подушку рядом с коротко стриженой круглой головой. Ткань тут же затлела, заалела по краям, и тонкие струйки дыма поползли вверх и к серому проему окна.