— Вы вели себя гораздо гнуснее! — воскликнул Крис. — Если бы вы не придавали такого огромного значения потерянным деньгам, и положению в обществе, и развлечениям, между нами никогда бы не произошло той неприятной сцены там, у вас в доме, и та, другая ситуация тоже не возникла бы. А впрочем, какое это имеет значение? Вам-то от этого какой вред?

— Как это гадко с вашей стороны винить меня за то, что вы сделали сами, — возмущенно сказала Анна. — Вас ведь никто не заставлял, правда?

— Кто знает? — спросил Крис улыбаясь. — Это зависит от того, во что вы верите — в свободную волю или в предопределение; а в этом вопросе даже величайшие авторитеты никак не могут столковаться. Может быть, это было предопределено свыше, что я должен поступить именно так, и заранее предопределено, чтобы я сидел здесь, пытаясь убедить вас, что все это не имеет никакого значения.

— Какое отношение к человеческим чувствам и поступкам имеют все эти рассуждения? — нетерпеливо сказала Анна. — Все равно, они ничего не меняют, и вы наделали всем массу неприятностей и все страшно запутали.

— Я? Ну да, конечно, вытут совершенно ни при чем.

— А по-моему, вы виноваты в этом столько же, сколько я. Мы напоминаем леммингов. Знаете ли вы, кто такие лемминги? Это кочующие грызуны. Древний инстинкт велит им переселяться через перешеек, соединяющий полуостров с континентом. Между тем перешеек залит водой, и они тонут. Совсем как мы. Инстинкт, более древний, чем наша цивилизация, говорил нам, что мы желаем друг друга. Нам надлежало повиноваться нашим глубоким сексуальным импульсам. К сожалению, они не могли сказать нам, что перешейка больше нет. Жизнь теперь не так проста, как во времена каменного века. Мы ошиблись эпохой.

Анна собралась было ответить, вероятно, что-нибудь язвительное, как вдруг раздался голос Марты, которая кричала снизу у лестницы:

— Анна! А-а-анна!

— Что? — отозвалась Анна.

— Ты нужна в магазине. И Джон пришел.

— Иду, — крикнула Анна. И, обращаясь к Крису: — Мне нужно идти. Прощайте.

Он хотел, чтобы она осталась и выслушала его, чтобы она попросила забыть о всех недоразумениях и ошибках, чтобы она смиренно предложила ему заходить к ней хоть изредка… но Анна исчезла.

Крис уныло взял шляпу и пальто и поплелся следом за ней. Сойдя с лестницы, он столкнулся лицом к лицу с Мартой.

— Ну как, все в порядке? — спросила она веселым и немного вызывающим тоном.

— Черта с два, — мрачно сказал Крис. — Я слишком много говорю, Анна слишком мало слушает.

— Какой позор! — насмешливо сказала она. — Неужели вы до сих пор не знаете, что нужно не говорить, а действовать?

Сквозь стеклянную дверь Крис видел, но не слышал, как Анна разговаривает и смеется с каким-то элегантно одетым молодым человеком.

— Это и есть «Джон»? — спросил он.

Марта кивнула, не спуская с него иронически насмешливого взгляда.

— Чем он занимается?

— Он скульптор и лепит абстракции. Разве вы о нем не слышали? Квадратные яйца и круглые кубики. Анна ходит работать к нему в мастерскую. Он говорит, что у нее большой талант. Интересно только, к чему талант, как вы думаете?

— Н-да, — сказал Крис, невольно рассмеявшись. — А чем он зарабатывает? Лепкой квадратных яиц?

— Нет, нет! Очень ему нужно зарабатывать. Его отец — владелец одного из фешенебельных магазинов на Бонд-стрит.

— Ах, вот оно что! Ну, Марта, как ни грустно расставаться…

— О, но вы же придете еще, не правда ли? — с кокетливой настойчивостью сказала Марта. — Мне очень хотелось бы вас еще увидеть. И вы должны прийти к нам как-нибудь на вечер.

— Сомневаюсь, что я буду очень желанным гостем…

— Не глупите! — сказала Марта, отводя его от стеклянной двери на свою половину лавки. — Как ваш адрес?

— Пишите на адрес Риплсмира, — сказал Крис. — Он есть в телефонной книжке.

— Отлично, — Марта отложила карандаш. — Но вы придете, правда?

— Кому я здесь нужен? — угрюмо спросил Крис.

— Мне, например, — ласково и чуть-чуть лукаво сказала Марта. — И не смотрите так грустно. Она что, ужасно обошлась с вами?

С этими словами Марта невинно взяла его за руку и посмотрела на него большими невинными глазами.

— Ужасно! — Крис удержал ее руку; в ее прикосновении было что-то успокаивающее.