Шрифт:
В этот день, когда Венера вышла из дома, Рауль, оставшись один, позвонил. Жак тотчас явился.
— Друг мой, — сказал ему Рауль, — ступай и скажи привратнику, что сегодня я не принимаю никого… Разошли всех слуг под каким-нибудь предлогом и вернись сюда. Я хочу поговорить с тобой, и никто не должен помешать нам или слышать наш разговор.
Жак повиновался. Через четверть часа он вернулся.
— Жак, — сказал ему Рауль, — я думаю, что ты меня любишь…
— Больше всего на свете, — отвечал слуга растроганным голосом.
— И ты мне предан?
— На жизнь и на смерть… Если я должен убить себя, чтобы доказать вам это, вам стоит только сказать слово.
— Есть другой способ, которым ты можешь доказать мне свою преданность…
— Какой, кавалер?
— Слепое повиновение… Нерушимая скромность…
— Ах! Этого слишком мало! — прошептал Жак. — Повинуешься тому, кто имеет право приказывать… Бываешь скромен, когда это нужно… Но с радостью убиваешь себя только для тех, кого любишь…
Рауль не мог удержаться от улыбки.
— Мой бедный Жак, утешься, — сказал он. — Очень может случиться, что скоро я подвергну жизнь твою опасности.
— А! Тем лучше! — вскричал Жак.
— Но пока выслушай меня… Я поверю тебе тайну…
— Тайну!
— Да, и такую важную, что если я стану подозревать, что кто-нибудь угадал ее, я убью этого человека.
— Я могу избавить вас от этого труда, — перебил Жак, — я не очень силен, но ловок… И в случае нужды сумею совладать со шпагой или с пистолетом…
— Жак, — продолжал Рауль медленным и печальным голосом, — Жак, я очень несчастен…
Молодой камердинер вздрогнул.
— Несчастны! — повторил он с изумлением.
Рауль сделал утвердительный знак.
— Отчего же?..
— Я люблю мою жену… И думаю, что она меня обманывает…
Жак покачал головой с недоверчивым видом.
— О! Это невозможно! — сказал он.
— Невозможно? Почему же?
— Потому что вы красивее, благороднее, лучше всех мужчин на свете; не любить вас невозможно, а когда любишь, невозможно обманывать.
Грустная улыбка мелькнула на губах Рауля.
— Мой бедный Жак, — отвечал он, — к несчастью, не все так думают, как ты…
— Во всяком случае я ручаюсь, что мадам де ла Транблэ одного мнения со мной…
— Дай Бог!.. Но я имею причины сомневаться… И чтобы рассеять сомнения, которые меня убивают, нужен мне ты…
— Что должен я сделать, кавалер?
— Прежде всего тебе надо знать, что случилось.
Рауль рассказал Жаку все. Жак выслушал его с безмолвным, но очевидным испугом, ясно отразившимся на его лице.
— Ты понимаешь, — сказал Рауль в заключение, — что мне решительно невозможно самому следовать за моей женой так близко, чтобы узнать, куда она уходит… Я могу возбудить в ней подозрения и тогда, разумеется, ничего не узнаю… Ты понимаешь также, что я хочу все узнать, потому что, если она меня обманывает, я должен отомстить…
— Это ясно! — подтвердил Жак.
— Каждую ночь, — продолжал Рауль, — моя жена уходит из уборной по лестнице, через сад в калитку… Надо, чтобы ты спрятался в переулке возле этой калитки на одну ночь, а если окажется необходимым, то ты будешь караулить хоть десять ночей кряду… Ты последуешь за моей женой и дашь мне точный отчет в том, что ты увидишь…
— Будет исполнено…
— Начни сегодня же.
— Прежде чем пробьет полночь, я буду на своем месте…
— Всего более необходимо, чтобы она никоим образом не могла подозревать о твоем присутствии…
— Можете быть спокойны… Я буду совершенно невидим и между тем сумею следовать за мадам как тень.
— Дай Бог, — прошептал Рауль, — чтобы мы нашли ее невинной…
На это Жак ничего не отвечал. Простой здравый смысл красноречиво говорил ему, что жена усыпляет своего мужа наркотическими средствами, наверно, не затем, чтоб совершать ночью, и так таинственно, добродетельные поступки.
— Итак, нынешней ночью… — сказал кавалер.
— Положитесь на меня, — отвечал Жак.
XXXIV. Красные кресты
Вскоре после этого разговора возвратилась Венера. Она была весела и очаровательна. Никогда с большей нежностью не обвивала она Рауля длинными, шелковыми и золотыми изгибами того пояса, который она заняла у своей мифологической соплеменницы, сладострастной богини Венеры.
«Она невинна, — думал Рауль. — Или, подобно древней сирене, обольщает меня затем, чтобы вернее погубить».