— Поздравляю вас, Елизавета Павловна, а я то думаю, что за коробки Люба из универмага несёт. Теперь понял — это подарки.

— Открой секрет, Любочка, что ты нам с папой купила?

— Папе стаканы, пиво пить, а тебе парфюмерию и маленький кофейный сервиз.

Позвонили в дверь, Люба вскочила, ища ногой под столом свалившиеся с ног тапочки.

— Наверное, батя пришёл, — сказала она.

— Сиди, я сама.

Елизавета Павловна пошла в коридор. С огромным букетом цветов вошёл уже подвыпивший комдив.

— С праздником тебя, Лизонька, с днем образования нашей ячейки социалистического общества.

Язык его уже заплетался и он с трудом выговорил неудобное для него слово. Комдив замолчал, выпрямился, подал грудь вперёд, как будто перед ним стоял его начальник, затем улыбнулся и вручил жене букет цветов. Та взяла букет и с недовольством взглянула на мужа.

— Ты уже успел? — строго сказала она.

— Это мы так, Лизонька, чуть-чуть, — он большим и указательным пальцем показывал меру этого чуть-чуть, крутя ими перед носом Елизаветы Павловны.

— Прошу тебя, Толя, веди себя прилично. У нас гость. — Елизавета Павловна нервно одернула вертевшуюся перед лицом руку.

— Какой гость? — комдив стал по стойке смирно и вытаращил на жену глаза.

— Какой, какой — такой! — нервно ответила она. — Любашин друг, Василий Петрович.

— А, очень рад, очень рад, — в предчувствии новой выпивки радостный комдив заспешил в зал. С Бурцевым поздоровался как со своим близким другом, с которым давно не виделся. Обхватил его за плечи и похлопал по спине.

Когда был накрыт стол, Анатолий Антонович поднял бокал и произнёс:

— Ну вот, вся семья в сборе. Давайте выпьем за этот замечательный день, день образования нашей семьи и нарождающейся новой.

От этих слов Люба покраснела, а Бурцев от смущения наклонил голову. Но, выпив и приступив к закуске, чувство неловкости у всех прошло.

Весь вечер Елизавета Павловна веселила всю семью. Со своим огромным даром сватовства она рассказывала интересные истории, где Любочка всегда оказывалась главным героем. Она обладала ещё одним талантом: вкусно готовить и умением угощать. В результате этого умелого угощения Бурцев оказался навеселе. Поздно вечером, когда уже комдив своим лицом искал салатницу, а Люба незаметно от всех зевала в кулачок.

Бурцев вызвал служебную машину и уехал домой. Утром, когда он забирал своего «Жигуленка», из окон наблюдали особо интересующиеся жизнью комдива. Они видели, как днём Бурцев входил в дом с дочерью комдива, а теперь наблюдали, как он отъезжал. По городку пошла молва, что у Бурцева с «принцессой», (так её величали в городке) большой роман. И что он уже почти зять, и ночует у них.

Комдивша была очень довольна успеху её мероприятия. В конце августа Бурцеву позвонила Елизавета Павловна. Она расспросила о его делах, сетовала, что он так давно не был у них.

— Василий Петрович, — как бы борясь со своей неловкостью, сказала она, — Любочка сегодня уезжает на учёбу. Мы хотели бы посидеть, так сказать в семейном кругу. Люба очень хотела, чтобы вы были, но стесняется вас пригласить. Я, как мама, беру на себя этот грех, — она звонко засмеялась. — Мы приглашаем вас. Вот Любочка рядом стоит, я передаю ей трубку.

Люба взяла трубку. Когда она поздоровалась, Бурцев почувствовал, что она действительно стесняется. Её прерывистое дыхание в трубку и порой нескладные предложения выдавали то, что она борется внутри себя со своей застенчивостью.

На проводах Любы действительно было немного людей. Семья комдива, начальник политотдела с женой, Любина подружка с женихом и Бурцев. Бурцева приняли как своего. Все считали, что дело уже совершённое, помолвка как бы негласно уже состоялась. Но только так не считали Люба и Василий. За столом было весело. Все желали Любе успешного завершения учёбы и хорошего распределения. Когда тост подняла Елизавета Павловна, вначале пожелала Любе того же, что и все, затем взглянула на Бурцева.

— Ну вот, Василий Петрович, через годик и наша невеста будет готова.

Люба покраснела. Она взглянула на мать. Та, ничего не подозревая, продолжала улыбаться.

— Мама, разве можно так!? — Люба с шумом бросила на стол вилку и нож и выбежала на балкон.

— Ну что я такое сказала! — воскликнула Елизавета Павловна, повторяя несколько раз. Наступило молчание, которое длилось несколько минут. Бурцев поднялся из-за стола.

— Не беспокойтесь, Елизавета Павловна, я сейчас всё улажу, — сказал он и пошел к Любе.

Люба стояла, прижавшись спиной к стене. Бурцев видел ещё не ушедшую краску на её мокрых щеках.