Шрифт:
— Когда?
— Когда я ей сказал, что знаю что-то о тебе и что ты придешь к оврагу. Что ты должен прийти к оврагу. И ты сделаешь это! Иначе я скажу Геральдине, как зовут фрау, с которой ты встречался в башне.
Ему одиннадцать. Мне двадцать один. Однако это невозможно, мне с моим умом трудно было представить себе что-либо подобное…
— Ганси! Коли ты следишь за мной, то должен знать также обо всем, что случилось с Геральдиной.
— Ясно. Она тебя поймала, когда ты пошел за браслетом, и следила за тобой, затем привязалась к тебе в лесу.
— Именно. Но я не люблю ее!
— Разве я утверждал это? Ты любишь эту, другую женщину. Ты любишь фрау Лорд.
— Я вообще не знаю никакой фрау Лорд!
— Оливер, — говорит он, — так дело не пойдет. Мне вовсе не хочется знать, кого ты любишь, а кого нет. Мне безразлична эта женщина, как и другие. Я хочу за ужином сидеть рядом с тобой, и я хочу, чтобы ты вел себя как настоящий брат.
— И если я достаю шефа тем, что ты сидишь рядом со мной, и если я твой настоящий брат — что тогда?
— Тогда я молчу.
— Честное слово?
— Честное слово.
Затем он достает перочинный ножик и проводит им по запястью так, чтобы вытекло немного крови.
— Пей!
— Зачем?
— Ты поклянешься мне, что останешься моим братом, а я поклянусь тебе, что не буду больше шпионить за тобой.
И мы оба будем нарушать нашу клятву, думаю я. Это так очевидно: взрослые допускают ложь на официальных приемах и в солидных договорах, горбатый Ганси скрепляет ложь с помощью перочинного ножика и капли крови.
Он протягивает мне ручонку. Я слизываю его кровь и думаю о том, что мне предстоит еще ужин.
Ганси притягивает к себе запястье моей правой руки, оцарапывает кожу и тоже слизывает немного моей крови.
— Так, — говорит он и складывает ножик, — если теперь один из нас нарушит клятву, он должен умереть. Если в дальнейшем ничего… Иди в овраг. Геральдина ждет тебя. Я клянусь, что не пойду за тобой. Но когда ты после этого придешь в гостиницу, ты должен еще раз увидеться со мной в моей комнате, подать мне руку и сказать: «Спокойной ночи, Ганси». Только мне.
— Почему?
— Потому что Рашид в этом ничего не смыслит. Понял?
— Понял, — говорю я. Давид и Голиаф. Я потерял Верену, ей грозит опасность, если я не сделаю то, чего требует от меня маленький горбун.
Маленький горбун говорит:
— Я должен быть таким, Оливер. У меня впервые в жизни появился брат. Другого у меня никогда не будет. И я не хочу потерять тебя из-за этого принца.
— Но ты же не теряешь меня.
— Я вижу, как он подбирается к тебе.
Теперь он прижимается ко мне.
— А я тебя все же люблю…
— Прекрати. Я не выношу этого.
Он покидает меня. Он наконец уходит, маленький Ганси…
Глава 16
— В этот раз было еще лучше.
— Да.
— Тебе тоже.
— Да.
— В самом деле?
— В самом деле, Геральдина.
— Не лги. Ты, наверное, уже не раз такое переживал. В том числе с женщиной, которой принадлежит браслет.
— Нет!
— Почему ты так волнуешься?
— Потому что… потому что у меня с этой женщиной вообще ничего не было!
— Значит, будет.
— Нет!
— Почему нет?
— Потому что я этого не хочу!
— Лжешь. Хочешь. Я знаю. Но, может быть, это невозможно. Надеюсь…
Сдержал ли свое обещание этот проклятый Ганси? Скорее всего, нет. Опять небось сидит на корточках где-нибудь в кустарнике и видит, и слышит все. Господи, вот я влип!
В маленьком овраге светит зеленая луна, и у всех предметов необычные тени, то же с Геральдиной и со мной. Мы сидим рядом друг с другом на глыбе, ее рука на моем плече.
— Знаешь, Оливер, я тебе солгала.
— Когда?
— Сегодня после обеда. Когда я сказала, что смирюсь с тем, что ты любишь другую женщину. Это было ложью.
— Да, конечно.
— Не поступай необдуманно. Я говорю серьезно… Я… я не смогу смириться с тем, что ты любишь другую… Если я выясню, что ты ее любишь и кто она такая…