Шрифт:
Радиограмма, напечатанная четким шрифтом на хорошей белой бумаге, без единой помарки, гласила:
«11.7.43. Молния.
От Вертера. Берлин, 7 июля.
Главное командование сухопутных сил (ОКХ) сегодня начало решительное наступление против курской группировки Красной Армии с целью окружить Курск. Введены в действие все силы 4-й танковой армии и часть сил 3-й танковой армии, которая сейчас концентрируется полностью на брянском направлении. Главное командование сухопутных сил намерено в первую очередь добиться перевеса сил на курском направлении. Дальнейший ход сражения зависит от того, начнет ли командование Красной Армии наступление в районах Калуги и Смоленска, другими словами, допустит ли красное командование концентрацию почти половины немецких танковых дивизий между Орлом и Волчанском.
Чтобы обеспечить успех, немецкое главное командование ввело в бой большую часть резервов группы Манштейна, которые последовательно направляются через Харьков. Главное командование не видит опасности для правого крыла и центра группы Манштейна. Немецкое командование считает, что положение на линии Орел — Брянск сейчас менее опасно в связи с тем, что:
а) русское командование вряд ли начнет большое наступление до активизации англосаксонских военных действий в Европе;
б) Германия все равно ничего не сможет выиграть на советско-германском фронте пассивной обороной и потому вынуждена перейти к активным действиям.
Дора».По выражению лица Массона Шелленберг определил, что радиограмма произвела большое впечатление на швейцарского начальника секретной службы.
— Поймите же, Массон, положение очень серьезно! Очень! — повторил Шелленберг.
Полковник поднял глаза.
— «Красная тройка» в ближайшее время будет ликвидирована, — твердо сказал он.
Радиограмма действительно произвела на Массона сильное впечатление. Прочитав первые ее строчки: «От Вертера…», он почувствовал, как железный обруч сжал его сердце: его лучший информатор Рудольф Рёсслер работал также и на русскую разведку! Если об этом каким-либо образом узнает Шелленберг — последствия трудно предсказуемы! Гитлеровцы, конечно, не поверят, что немецкий эмигрант действовал без ведома швейцарской секретной службы.
Бригадный полковник вспомнил давний разговор с Неуверитом. Капитан тогда с неудовольствием сообщил ему, что Рёсслер считает русских такими же союзниками, как и англичан, и полагает, что сведения о Восточном фронте мы должны сообщать Москве. Неуверит заверил Массона: «Я поставил Рёсслера на место — ваше дело добывать информацию, а как ею распорядиться, будем решать мы!» Рёсслер тогда смолчал. Согласился с доводами Неуверита? Теперь стало ясно — нет! Он сам вышел на русскую разведку. Если гитлеровцы дознаются, они его немедленно убьют, а хуже того — выкрадут. Лишиться такого агента, когда между Германией и Швейцарией отношения остаются напряженнейшими, никак нельзя. Надо принимать срочные меры по обеспечению безопасности Рёсслера, а «Красной тройкой», видимо, настала пора заняться всерьез.
Массон также понимал, что слова Шелленберга о возможной оккупации Швейцарии, высказанные им в последний раз, не были очередной угрозой. 8 сентября капитулировала итальянская армия. Войска Гитлера вошли в Рим и захватили северную Италию. Теперь Швейцария оказалась окруженной железным кольцом немецких армий. Гитлеру ничего не стоило раздавить Конфедерацию, как скорлупу ореха.
Массон нажал кнопку звонка. Дежурному офицеру, вошедшему в кабинет, коротко бросил:
— Капитана Неуверита.
Когда капитан явился, бригадный полковник протянул ему радиограмму, оставленную Шелленбергом.
— Я давно подозревал, что он якшается с красными, — зло сказал Неуверит.
— Почему же вы молчали?
На какое-то время Неуверит смешался:
— У меня не было точных сведений, господин бригадный полковник. Разрешите, я с ним поговорю?
— Ни в коем случае! Если мы скажем ему, что знаем о его связях с русскими, он предупредит своих красных дружков. А нам нужно другое. Мы нащупаем все нити, связывающие его с русскими, и обрубим их. Я принял решение ликвидировать «Красную тройку»!
Хотя Массон и дал слово Шелленбергу обезвредить «Красную тройку», бригадефюрер приказал своим службам ликвидировать «красных пианистов» в Швейцарии как можно скорее.
Массону он передал только часть материалов, накопившихся у штурмбанфюрера Паннвица о «Красной тройке».
Имя Шандора Радо стало известно Паннвицу еще в сорок втором году. Во время пыток это имя удалось вырвать у Кента. На допросах он сначала все отрицал. Но в подвалах Мюллера, куда попадали особо упорные «молчуны», были отменные специалисты по развязыванию языков.
Кент признался, что встречался с Радо в сороковом году в Женеве и должен был передать ему деньги из Центра. Какую роль играл Радо в швейцарской тройке, Кент не знал.
Благодаря агенту Беккерта — Гансу Петерсу — удалось узнать адрес, имя и код, которым пользовалась одна из радисток «Красной тройки».
Все шифровки Розы с сорок второго года читались Шелленбергом. Вторая радиостанция в Женеве тоже пользовалась этим шифром. Но точное местонахождение и люди, ее обслуживающие, не были известны «коммандо Паннвица».
В начале сорок третьего года немецкой контрразведке удалось выследить явочную квартиру. Она принадлежала некой Кларе Шаббель. Ниточка к ней тоже протянулась из Бельгии.
Шаббель арестовали, а на ее квартире поселилась сотрудница гестапо Элизабет Янсен (Шаббель и Янсен внешне были очень похожи.)
В конце февраля на квартиру «Шаббель» прибыл тот, кого давно ждали люди Паннвица. Он назвался Францем. Установили, что это Генрих Кёнен.
Через некоторое время Франц поручил «Кларе Шаббель» доставить чемодан в Мюнхен. Прежде чем чемодан попал по указанному адресу, он побывал в гестапо. В нем оказалась рация.