— Слово моего дома важнее всего остального, так как без честности не будет ничего. И, честно говоря, должен сказать, что скорее предпочел бы, чтобы моей дочери не пришлось в столь юном возрасте задумываться о своем будущем. Я предпочел бы, чтобы она могла познать радость замужества за тем, кто ухаживал бы за ней и получил бы в награду ее сердце, чем за тем, кто был выбран ей двумя стариками до ее рождения, а ее суженый сам был чуть старше, чем дитя. Теперь, я не собираюсь приуменьшать то, что сделал для меня твой отец — лорд Третьего Дома был слишком большим другом, чтобы поступить так — но, тем не менее, я хочу прояснить одну вещь: немногое в этом мире значит для меня больше, чем моя дочь. И хотя ее рука будет твоей, ее кровь всегда будет моей. Не забывай этого. И обращайся с ней соответственно.

Тайрезиан пристально уставился на Солостарана. Казалось, с него смыли налет властной гордости.

— Конечно, Беседующий, — наконец, покорно произнес он. — Мне не следовало сомневаться, но, тем не менее, благодарю вас за ваши заверения. — Сделав натянутый полупоклон, эльфийский лорд отошел от Беседующего и затем прошмыгнул мимо Таниса и покинул комнату.

— Правильно ли я поступил? — спросил Беседующий после ухода Тайрезиана. Похоже, он никому конкретно не адресовал этот вопрос, но Портиос шагнул к нему.

— Конечно, правильно, Отец, — убедительно произнес он. — Ты сдержал свое слово. Что может быть важнее этого?

— Да, — ответил Беседующий, хотя было очевидно, что это не то, что он подразумевал.

— Вы гарантировали Тайрезиану то, что он хочет, если вы это имеете в виду, — сказал Мирал. В его голосе прозвучала жесткость, которую Танис никогда раньше не слышал. — Теперь он продвинулся выше по шкале наследования.

Беседующий махнул рукой, отвергая это заявление.

— Только посредством женитьбы. Это мало что значит. Есть те, кто стоит перед ним. — Он посмотрел на Портиоса.

— Конечно, — сказал Мирал, но слова Беседующего, очевидно, едва ли сняли его тревогу.

— Думаю, я некоторое время хотел бы побыть один, — произнес Беседующий, и Танис издал тихий вздох облегчения. Мирал кивнул, и они с Портиосом присоединились к Танису у двери, оставив Солостарана вглядываться в сумерки за окном.

— Танталас, — затем тихо сказал Беседующий, останавливая Таниса. — Я хочу поговорить с тобой завтра утром перед охотой. — Танис подождал еще долгий удар сердца, но больше не услышал ни слова, и он последовал за Миралом и Портиосом, закрыв за собой дверь.

Мирал уже скрылся дальше по коридору быстрой и целеустремленной походкой, а Портиос ожидал Таниса за дверью.

— Знаешь, это все твоя вина, — произнес Портиос. Тени сделали темными его глубоко посаженные глаза, а мышцы вокруг челюсти были стиснуты.

— Портиос, я не знал, — ухитрился ответить Танис, хотя его язык был жестким, словно высушенная кожа. — Откуда я мог знать, что выкинет Лорана?

Портиос, казалось, едва слышал его.

— Эта боль Беседующего на твоих руках, Танис. Не забывай этого. Я точно не забуду. — Он так резко произнес эти слова, что они брошенными ножами одно за другим вонзились в сердце Таниса. — Я не позволю тебе заставлять его страдать из-за твоих детских игр с Лораной. — Закончив, он развернулся на пятках и быстро пошел прочь по коридору.

Танис покачал головой. Почему все обвиняют его в том, что сделала Лорана? Он не больше остальных хотел, чтобы это все случилось. Он вздохнул, стиснув в кармане гладкое тонкое кольцо. На мгновение он едва не поддался порыву швырнуть его как можно дальше по мраморному коридору, но затем это желание прошло, и он сунул кольцо глубже в карман и бросился по безлюдному проходу, гадая, где Флинт.

Этим вечером работа у горна мало помогала снять тревогу, что грызла мысли Флинта.

Он не давал рукам отдыха, как будто звон молотка мог выбить из его головы воспоминания о неприятных событиях этого дня. Однако это не помогало, и он поймал себя на том, что думает, где Танис и как у него дела.

Ай, нытик, достаточно скоро все уладится, сказал себе Флинт. Они все забудут выходку Лораны, и затем оставят Таниса в покое. Но глубоко внутри он чувствовал лживость этих слов. Кое-что изменилось в мирном эльфийском городе, где годами ничего не менялось. На мгновение он задумался, не заблуждается ли Беседующий на самом деле, позволяя вести торговлю с чужаками — включая самого Флинта. Гном уже повлиял на обычаи эльфийских кузнецов, перенявших некоторые из приемов, которым Флинта научил его отец. Возможно, были и другие, более важные, перемены, вызванные его присутствием.

Он надеялся, что Танис заглянет.

Центральное крыло дворца было самым большим из трех. Эти крылья фокусировались вокруг внутреннего двора в тыльной части, позади которого был разбит сад. В середине центрального крыла коридор расширялся в Большой Зал дворца, а потолок здесь образовывался сериями арок. По периферии зала стояли ровные каменные колонны, искусно украшенные резьбой, чтобы походить на стволы деревьев, и серебряные и золотые листочки тускло мерцали на концах их мраморных веток. Эти деревья-колонны поддерживали место для прогулок, опоясывавшее Большой Зал, и именно здесь стояла придворная знать, наблюдая за пышными церемониями, проходившими под ними: похоронами, коронациями или свадьбами.