В ярости Даламар повернулся и схватил первое попавшееся оружие, до которого смог дотянуться — ржавый и погнутый меч. Один, второй и третий скелет появились у борта ялика, гремя костями и беззвучно работая беззубыми челюстями, их глазницы были пустыми как сухие колодцы. Даламар замахнулся мечом, как заправский воин, инстинктивно сжимая оружие обеими руками. Он видел, как это делает Портиос и постарался войти в слаженный боевой ритм. Он должен обрушить меч на голову твари, чтобы отделить её от костистого тела. Он должен отрубить ему голову, чтобы убить. Это он и сделал, и ещё раз, и ещё, всё ещё пребывая в ярости, вспоминая крики женщины, которая выскользнула у него из рук и погибла.

Только когда чья-то твердая рука схватила его за запястье, он остановился. В то время как Портиос с любопытством разглядывал его покорёженный и ржавый меч, Даламар наконец понял, что сражение закончилось победой сильванестийцев. В наступившей тишине он слышал только плеск воды и шипение ветра в умирающем тростнике. Кто-то кашлял. Кто-то стонал и в воздухе чувствовался запах крови. Даламар огляделся и увидел, что двое Неистовых Бегунов были тяжело ранены. Маги же по-прежнему сидели в центре лодки, склонившись с бледными лицами, продолжая бормотать заклинания.

В тот момент, когда Даламар посмотрел на них, он почувствовал на себе другой взгляд. Лорд Коннал, пристально и с подозрением разглядывал его простые ботинки и мокрую рубашку.

— Слуга, — сказал он. — Ты странно одеваешься. Для чародея.

Язык Даламара проворно стал проговаривать давно придуманную ложь:

— Я не практиковал магию с самого начала войны, мой лорд. Я был слугой лорда Теллина Виндглиммера и служил ему в Храме Эли. По его инициативе я изучил основы магии. Теперь он мёртв и в моём обучении, кажется, более никто не заинтересован. — Он пожал плечами. — Не важно. Мне достаточно помнить то немногое, что я изучил. — Он посмотрел на реку и успокоившуюся поверхность воды. — Мне жаль, что я не был в состоянии сделать большее для Неистового Бегуна.

— Понятно, — сказал Коннал и его глаза сузились, нимало не потеплев. — Я никогда не одобрял обучения слуг искусству волшебства. Они начинают подниматься выше, чем им положено и забивают свои головы мыслями, которые сами не в состоянии понять. От этого только одни проблемы.

Он, казалось, ожидал ответа, но у Даламара не нашлось ни одного слова, которое могло бы понравиться лорду. Через мгновение Даламар опустил глаза и самым покорным тоном пробормотал:

— Если у вас нет других вопросов, мой лорд, с вашего позволения я вернусь к своему багажу.

Коннал коротко махнул рукой, отпуская Даламара к его работе. Где-то в верховьях реки послышался долгий стонущий рёв, прорвавшийся через толщу зелёного тумана. Это ревел дракон и тут же другой ответил ему. В воде вокруг ялика со дна поднимались тонкие струйки пузырей. Это продолжалось всю оставшуюся часть их поездки.

Боль земли отражалась во всём теле Даламара. Он почувствовал это особо остро, когда небольшой ялик причалил в доках в северной части города. Даламар осторожно перешёл с лодки на скрипящий пирс, надеясь, что гниющие доски выдержат. Ему не стало легче, когда он вошёл в город. В Районе Искусств обрушились все башни, куски мрамора и кварца лежали и тут и там, дополняя хаосом картину разорения.

— Кажется, что прошла тысяча лет с тех пор, как мы в последний раз ходили по этим улицам, — прошептала жрица Кайлайн одному из своих спутников. Её лицо было бледно как луна Солинари, а узковатые глаза потемнели от горя.

Розовые мраморные стены музеев, театров и библиотек были изранены трещинами, более маленькие здания обрушились полностью. Улицы были просто неузнаваемы без привычных скульптур. Где генералы на грифонах с широкими крыльями? Где Неистовый Бегун, натянувший лук перед боем? Где боги, Кири-Джолит с Мечом правосудия, Эли с неоседланным драконом? Где Квинести-Па с протянутыми руками, Синий Феникс, Астарин со своей арфой? Пропало, всё пропало, всё было разрушено и разломано на куски. Даже вороны не сидели на искорёженных ветвях осин.

Вниз по длинному бульвару от Района Искусств до Сада Астарин, по разрушенным бетонным дорожкам, испещрённым трещинами, из которых выделялась слизь, зелёная как туман, висящий в воздухе, шли первые возвратившиеся на родину эльфы. Шли, как на похоронах, в тишине и горе, пока наконец не дошли до Сада Астарин. Там все разразились отчаянными рыданиями, лорды и жрецы, Неистовые Бегуны и маги. Они плакали, глядя на сад и самшитовую ограду, которые превратились в гниющие палки, коричневые и безжизненные. Они оплакивали тишину этого места и снова рыдали, глядя на Звёздную Башню. Она пострадала едва ли не больше чем все остальные здания в городе. Башенки лежали на земле, разломанные на куски, в стенах пошли трещины, которые доставали до самой сердцевины камней. Драгоценные камни, которые когда-то украшали стены, лежали в беспорядке, впитываясь в вонючую грязь.

И эльфы плакали, они плакали, когда увидели, как их принцесса, Эльхана Звёздный Ветер, выходит из этих руин, чтобы поприветствовать их. В её глазах эльфы увидели всю боль и горе своей земли, отчаяние из-за безумного поступка отца. Все видели, как контрастируют эти глаза с возрастом Эльханы, сделав её похожей на молодую женщину со старушечьими глазами. Все плакали, понимая, что теперь она, как прежде её отец, воплощение этой земли.

Только Даламар стоял молча и не плакал, потому что ему хотелось кричать в гневе на тех богов, статуи которых теперь лежат в руинах, на тех богов, что претендовали на власть в сердцах смертных только для того, чтобы занять лучшее положение в собственной иерархии, на тех богов, которые принимали Кринн за шахматную доску, где Сильванести была всего лишь частью игрового поля.