Шрифт:
К СИЛЬВИИ [46]
46
К Сильвии. — Написана канцона в один присест, в ночь с 19 на 20 апреля 1828 г. в Пизе. Впервые опубликована во флорентийском издании «Песен». Комментаторы делали различные предположения о реальном лице, скрытом под именем Сильвии. Большинство склоняется к тому, что канцона навеяна смертью Терезы Фатторини (1818). Предположение, однако, никакими серьезными доказательствами не подтверждено.
А вот как оно звучит в переводе Н. Гумилева:
ВОСПОМИНАНИЯ [47]
47
Воспоминания — Канцона написана в Реканати между 26 августа и 12 сентября 1829 г. Впервые опубликована во флорентийском издании «Песен».
48
…вид моря дальнего и гор лазурных… — Речь идет об Адриатическом море и Апеннинских горах.
49
Нерина — имя вымышленное. Предполагают, однако, что за ним скрывается Мария Белардинелли, умершая в Реканати в 1827 г. в совсем юном возрасте.
НОЧНАЯ ПЕСНЬ ПАСТУХА, КОЧУЮЩЕГО В АЗИИ [50]
50
Ночная песнь пастуха, кочующего в Азии — Написано в Реканати между октябрем 1829 г. и апрелем 1830 г. под впечатлением книги «Путешествие из Оренбурга в Бухару в 1820 году» («Voyage d’Orenbourg а Boukhara fait en 1820») барона Мейндорфа. Впервые опубликована во флорентийском издании.
ПОКОЙ ПОСЛЕ БУРИ [51]
51
Покой после бури. — Канцона написана в середине сентября 1829 г. Впервые опубликована во флорентийском издании.
СУББОТА В ДЕРЕВНЕ [52]
52
Суббота в деревне — Канцона написана в конце сентября 1829 г. в Реканати. Впервые опубликована во флорентийском издании.
НЕОТВЯЗНАЯ МЫСЛЬ [53]
53
Неотвязная мысль — Написана между 1830 и 1832 гг. Впервые опубликована в неаполитанском издании. Полагают, что стихотворение вдохновлено Фанни Тарджони-Тоцетти.
ЛЮБОВЬ И СМЕРТЬ [54]
Кто мил богам, тот умирает в юности.
Меандр Сестер Любви и Смерти первый крик В один раздался миг. Прекрасней их ни на одной планете Нет — и нигде на свете. Та — дарит пыл и радость, Прельстительные столь, Что равных им нет в море бытия. Другая — гасит боль Великую и беды. Красивейшая дева, Приятная на взгляд, но не такая, Какой ее рисует низкий люд; За юной вслед идет Она Любовью часто; Над жизнью пролетая, Они — для сердца мудрого оплот. Ни разу сердце не было столь мудрым, Столь храбро мерзость жизни не презрело. Как в миг, когда Любовь В него вошла; к опасностям влечет Любовь, пленяя, сердце; Оно — твое всецело, Любовь, рождаешь ты иль будишь вновь В нем мужество; стремленье К делам, а не к пустым, как прежде, снам Приходит к человеческим сынам. Когда любовным чувством Наш дух еще чуть-чуть Волнуем и томим, Устало вместе с ним Желанье смерти наполняет грудь: Не знаю как, но сильной Любви бывает первый зов таким. Быть может, чьи-то очи Пугает вид пустыни: Быть может, смертный видит, что для жизни Не годен мир отныне Без новой, беспредельной, Единственной услады, Которую себе представил он; Для сердца бурю тяжкую в зачине Провидя этом, он покоя жаждет, Укрыться жаждет в бухте Пред бешеным желаньем, Что с воем тьму несет со всех сторон. И далее, когда Власть грозная объемлет все вокруг И молнией забота в сердце бьет,— Как часто, Смерть, взывает К тебе с мольбою страстной Терзаемый мученьями влюбленный! Как часто, утомленный, В ночи иль поутру хотел бы звать Себя блаженным, если б мог он впредь На мрачный не смотреть Рассвет и не вставать. И часто, слыша похоронный звон Иль внемля песнопенью, Летящему с умершими к забвенью, Испытывал средь пылких. Из глуби сердца, вздохов Одну лишь зависть он К тому, кто направляется к усопшим. И даже чернь — крестьянин, Которому из доблестей (что знаньем Даются) не известна ни одна; Иль дева, что полна Смятенья, имя Смерти с содроганьем Ловя, — хоть шевелит ей кудри страх. На погребальных смеет пеленах Остановить свой взгляд Упорный. Сталь и яд Овладевают глубиною дум, И постигает ум Незрелый — прелесть смерти. Так к смерти сам закон любви склоняет. А иногда стесняет Столь яростно истома душу, с тыла Напав, что гаснет сила Природная, плоть бренную бросает — И вот уж Смерть, смотри, Сестру ее же властью победила. А то — Любовь терзает изнутри, И селянин, живущий в темноте. Иль трепетная дева Жестокою рукой Себя во цвете жизни убивают. Но их несчастью лишь смеются те, Кому даны и счастье и покой. Пусть душам благородным, Горячим и счастливым Судьбе послать угодным Из вас одну лишь будет, Людского рода други! Властители желанные, вам слуги — Все сущие вокруг, и только рок С могуществом таким сравниться б мог. И ты, кого с начала дней моих Смиренно призываю, Смерть дивная, одна Состраждущая мукам, Коль я тебе хоть раз воздал хвалу, Коль я твою божественную суть Берег (когда старалась посягнуть Чернь на нее), преграды ставя злу,— Не медли больше, согласись склониться На странные мольбы И погрузи во мглу Мой взор печальный, о времен царица. Но, внявшая мольбе, Расправив крылья в срок, Меня — разящим рок Найдешь, с открытым лбом, с мечом, в борьбе: Бичующей рукой, Моей невинной кровью Залитой, к славословью Привыкшей, восхищаться я не стану В угоду лжи людской. С напрасною надеждою, которой Младенцев тешит мир, С бессмысленной опорой Порву я; лишь одно, Лишь на тебя оставлю упованье, Спокойное одно лишь ожиданье — Припав к тебе, уснуть. Склонив лицо на девственную грудь. Перевод А. Наймана54
Любовь и смерть. — Дата написания — осень 1832 г. (Флоренция). Впервые опубликовано в неаполитанском издании. Эпиграф — из числа изречений, заимствованных у греческого комедиографа IV в. до н. э. Менандра.
К СЕБЕ САМОМУ [55]
55
К себе самому — Завершено весной.1833 г. Впервые опубликовано в неаполитанском издании.