Шрифт:
— Эх, бабы! — выдохнул Кузьма, вспомнив, какой большой выбор женщин и девок имел он по молодости. Каждая как цветок… Пока не женился… А стоило б записаться да в дом привести, может, хлеще этой лярвы оказались бы.
Настя была краше всех. Ее Кузьме посоветовала мать. Работящая, серьезная, она понравилась всем. Но привлекла в ней недоступность. Другие долго не могли устоять перед Кузьмой. А потому не засели в сердце. Настя только на третьем году позволила поцеловать себя, да и то лишь в щеку. Не разрешала брать под руку.
Других через месяц обнимал, тискал. Все углы обтер штанами. Легко уступали. Сами на шее висли. Звали на свидания. Настя была гордячкой. Когда он поцеловал ее в губы на четвертом году, влепила пощечину и убежала, обидевшись. Кузьма тоже разозлился. И закрутил любовь с другими. Назло недотроге. На ее глазах каждый вечер с разными гулял. В обнимку и под руку. Настя, живя в одном дворе, все видела. Но ни разу даже вида не подала, что ей досадно. Сама ни с кем не гуляла. Хотя увивались за ней многие, даже друзья Кузьмы. Она всех отвергала.
Кузьма хотел проучить, помучить девку. Но вдруг увидел, как к Насте завернули сваты. И вот тогда он всерьез испугался: а что, коли согласится? За тот час, пока сваты были у девушки, Кузьма пережил слишком много. Об отказе догадался враз — сваты вышли недовольные. Но их приход стал предупреждением ему, и он вздумал срочно помириться с Настей.
Целый месяц ходил по пятам за ней с букетами сирени. Вздыхал, умолял простить его. О любви говорить боялся.
А она ждала именно этого, О том лишь много лет спустя сказала сама. Но тогда держалась неприступнее скалы.
— Настя! Солнышко мое! Клянусь, ничем не обижу больше. Ну прости. Выйди вечером погулять! — уговаривал девку. Та проходила мимо, не слышала его.
Соседская девка, Елизавета, с ума сходила по Кузьме. Сама вызывала на свидания. Но сердце к ней не лежало. Лишь через полгода помирился с Настей. На Новый год.
Слепил перед ее окном снеговика. И написал на снегу громадными буквами: «Настя! Я люблю тебя!» — выдал свою тайну всему двору.
Дрожали на ветру цветы, зажатые в руке снеговика.
«Возьмет она их или нет? — думал Кузьма. — Если возьмет — простила. А нет — ждать нечего. Значит, не нужен ей…»
Она взяла цветы… И на следующий день пришла на свидание…
«Я не первый дурак. Сколько мужиков сгорело из–за того же. Неприступность — не гордость и не невинность. Уловка бабья. И не больше того. Чего она стоила? Ну, потомила. А я уши развесил, болван. Не беда, что баба иль девка отдалась загодя, не терзая. Знать, любила меня, олуха. А я не понимал», — дошло запоздало.
Через полгода сделал ей предложение.
Кузьма и теперь помнил тот день, каждое слово. Он уже подготовил своих. И на свидание к Насте пришел нарядно одетый, тщательно побритый.
Настя, как всегда, немного опоздала. Но не извинилась. Тихо поздоровалась.
— Ты куда–то собрался? Нет? А с чего так оделся, будто на демонстрацию? — усмехнулась хитро. Она все поняла нутром.
— Какая демонстрация? Есть дело поважней, — ответил уклончиво.
— Какое, если не секрет?
— Хочу с тобой поговорить. О важном.
— О чем же?
— Да вот не знаю, как поймешь, станешь ли слушать или опять по морде надаешь? — говорил осипшим от волнения голосом.
— Смотря что ляпнешь!
— Да уж и не знаю, с какого конца начать…
— Может не стоит, если не знаешь?
— Нет! Стоит. Просто слова никак не подберу, — признался честно.
— Тогда скажи как есть! — смеялась Настя, поняв все без слов.
— Понимаешь, я хочу сказать, что люблю тебя! Не могу больше так. Не хочу жить один. Давай вместе!
— Это как — вместе?
— Ну, поженимся! Как положено! Если ты согласна, — глянул ей в глаза.
Настя не спешила с ответом.
— Мне подумать надо, поговорить со своими, — ответила неопределенно.
— Когда ответ ждать? — спросил глухо.
— Не знаю, — пожала плечами. И целую неделю не приходила на свидания, молчала, мучила неизвестностью. Он ждал.
Но как–то вечером открыла окно, увидев ожидающего угрюмого Кузьму, улыбнулась. Он понял: согласилась Настя. И на следующий день послал своих родителей сватать девку.