Шрифт:
— Продолжаем читку карты.
Штурман щелкнул передвижным табло:
— Генераторы!
— Включены! — отозвался Игорь.
— Давление!
— Давление семьсот сорок пять выставлено, высота ноль, — отвечали Ненароков и Тимченко.
— Рули!
— Проверены и свободны…
…Японский самолет — он был заметно меньше остальных — уже бежал по взлетной полосе. Когда до расщелины, пересекавшей полосу, оставалось каких-нибудь сто метров, он оторвался от земли и стал набирать высоту. В ту же секунду с исполнительного старта начала разбег машина «Люфтганзы». Это был громадный «Дуглас», и Тимченко, следивший за ним из окна кабины, сокрушенно вздохнул.
— Не успеет? — полуутвердительно спросил Ненароков.
И действительно, «Дугласу» не хватило полосы. Передняя его нога попала в расщелину, и огромный самолет встал на попа, перевернулся на спину и загорелся.
Откуда-то вывернулась пестрая машина руководителя полетов. Из нее выскочил человек в шлемофоне и замахал жезлом, запрещая советскому самолету выруливать на исполнительный.
— Вот чудак, — добродушно сказал Тимченко. — Неужели ж мы туда полезем?.. Будем взлетать по рулежной. Да, Валя?
Валентин кивнул, а штурман за его спиной удивился вслух:
— По рулежной?
МРД — Магистральная рулежная дорожка — не приспособлена для взлета. Она много уже ВПП — взлетно-посадочной полосы. Но выбора сейчас не было: на взлетной догорал «Дуглас», а МРД была свободна, и расщелина пересекала ее в самом конце.
Тимченко по-английски запросил у диспетчера разрешения взлететь с МРД.
…В башне, где не осталось в окнах ни одного целого стекла, сидели три диспетчера, потные, взлохмаченные. Отсюда видно было поле с искалеченными самолетами, с целым озером пылающего топлива. И отчетливо виден был надвигающийся на аэропорт сель. Вал из грязи, камней и лавы шел, сметая на пути деревья, стесывая скалы, глотая одноэтажные дома и склады на подступах к взлетному полю. Три раза голос Тимченко просил разрешения на взлет, прежде чем диспетчер — тоже по-английски — неуверенно ответил:
— Взлет с МРД на ваше усмотрение.
Тимченко положил тяжелые спокойные руки на рога штурвала.
— Двигателям взлетный! — приказал он. Игорь ответил, передвинув рукоятки:
— Двигатели на взлетном!
Обоим приходилось кричать, чтобы перекрыть быстро нарастающий гул селя.
— Экипаж, взлетаем! — Тимченко передвинул секторы газа от себя.
Машина уже набирала скорость, когда очередной толчок шатнул землю. Покачнулась и начала медленно заваливаться тридцатиметровая мачта с прожекторами, стоявшая сбоку от МРД.
Оставшийся на перроне представитель Аэрофлота смотрел, оцепенев, как сближаются самолет и падающая металлическая махина.
«Ту-154» почти успел пройти, однако мачта, рухнув и размозжив мимоходом бульдозер, слегка зацепила все-таки хвост самолета. Пика громоотвода на верхушке мачты царапнула по фюзеляжу, забарабанили по обшивке сорвавшиеся прожектора.
Но машина бежала вперед: останавливаться было уже нельзя.
— Сто восемьдесят! — выкликал скорость штурман. — Двести!.. Скорость принятия решения!
И, убежав от надвигающегося каменного потока, обманув подстерегающую впереди расщелину, «Ту-154» взлетел над пылающим полем в небо, где для него не было опасностей… Так, во всяком случае, думали в ту минуту летчики.
Когда самолет вошел в левый разворот, набирая высоту, Тамара увидела в окно повернутую землю. И вдруг, словно не сумев удержаться на этом косогоре, маленький далекий аэровокзал с башенкой развалился на куски. Это был последний толчок большого землетрясения в Бидри.
Тамара зажмурилась и отшатнулась от окна.
…Тимченко докладывал Москве:
— Я восемьдесят пять четыреста шестьдесят восемь. Взлет произвел, высота тысяча двести… Самолет плохо слушается руля высоты. Предполагаем повреждение посторонним предметом на взлете…
Самолет шел в спокойном вечернем небе. Через просветы между облаками виднелись внизу морщинистые горные кряжи. В салоне пассажиры громко и нестройно пели вечную «Катюшу» — радовались тому, что страхи остались позади, что летят домой. Иностранцы не пели, но улыбались и даже притопывали в такт: они чувствовали себя гостями и хотели быть приятны хозяевам. Те из раненых, которые не могли сидеть, лежали — каждый на трех креслах с откинутыми подлокотниками.
В первый салон вошел Игорь и стал торопливо скатывать ковровую дорожку в проходе между креслами. Поющие понемногу замолкли. Люди с удивлением и тревогой смотрели, как Игорь вскрыл первый люк — ближний к кабине — и спустился под пол, в багажное помещение.
Фонариком он осветил зеленые с черными кольцами трубы — тяги рулевой. Осторожно потянул в одну сторону, в другую. Тяги руля поворота ходили легко, а тяги руля высоты почти не двигались.
По СПУ — самолетному переговорному устройству — бортинженер доложил командиру: