— Спасибо! — сказал он. — Теперь вы, ребята!

— Лучше бы ты носил шапку на голове, деньги в кармане, а доброту куда-нибудь припрятал, — проворчал Джек Лунатик, с трудом приподымаясь на локте и нащупывая под подушкой две полукроны.

— Вот тебе пять шиллингов, — сказал он. — Получай и, ради бога, не мешай спать!

Игрок, известный как Бывший Джентльмен, перевалился на другой бок, отвернув от стены свое красивое беспутное лицо. Он лег спать не раздеваясь и теперь с большим трудом засунул руку в карман слишком узких брюк. Серебра он найти не мог и извлек пачку фунтовых бумажек.

— На! — сказал он Жирафу. — Почему бы и не дать фунт? Уж так и быть, рискну. Получай.

— Ты сегодня не в себе, Бывший Джентльмен, — пробурчал Боген. — Это тебе не скачки.

— Может быть, и не в себе, — сказал Бывший Джентльмен и снова повернулся к стене, подложив под голову руку.

— Ну а ты, Боген? — спросил Жираф.

— А что с ним такое, с этим чертовым подсобником? — спросил Боген, вытягивая из-под матраца штаны.

Лунатик сказал что-то вполголоса.

— Ах, так его разэдак, — сказал Боген. — Жаль беднягу! Ладно, даю полфунта!

И он бросил в шапку полсоверена.

Четвертый, которого называли в глаза Барку-Рот, а за спиной «Жадюга», пьянствовал всю ночь, и даже сногсшибательные эпитеты Богена не могли его разбудить. Тогда Боген поднялся с кровати и, призвав всех нас («проклятое бабье стадо») в свидетели того, что он собирается сделать, перевернул пьяницу на спину и принялся обыскивать его карманы, пока не нашел пять шиллингов, которые и бросил в шляпу.

А Барку-Рот, вероятно, и по сей день не ведает о том, что принял когда-то участие в добром деле.

Жираф подошел к глухому рабочему, спавшему в смежной комнате. Я слышал, как ребята проклинали Верзилу за то, что он их разбудил, и Глухаря, которого сочли поначалу виновником шума. Я слышал, как Жирафа и его шляпу ругали в других комнатах и осыпали бранью на веранде, где спало несколько стригальщиков, а потом я решил вставать.

Жираф заботливо укладывал в тележку тюфяк и подушки, а потом из дома вынесли человека, похожего на труп, и положили на тюфяк.

Когда повозка тронулась, трактирщик — толстый и бездушный на вид человек — сунул руку в карман и положил фунт в шапку, продолжавшую путешествовать по кругу в руках приятеля Жирафа, маленького Тедди Томпсона, который был ниже среднего роста ровно на столько, на сколько Жираф был выше.

Жираф взял лошадь под уздцы и повел ее по дороге к железнодорожной станции, выбирая самые ровные места, и еще два-три парня пошли с ним, чтобы помочь ему усадить больного в поезд.

В этой округе сезон стрижки овец пришел к концу, но я раздобыл малярную работу — это была моя профессия — в Большом Западном отеле (двухэтажном кирпичном доме) и задержался месяца на два в Берке.

Жираф был уроженец Виктории, из Бендиго. Он был хорошо известен в Берке, и его хорошо знали многие стригальщики, которые стекались сюда, проходя сотни миль по бескрайним выжженным солнцем пустошам. Ему поручали хранить ставки, когда бились об заклад; он был банкиром пьяниц, миротворцем, если представлялась такая возможность, третейским судьей у парней, завязавших драку; он был старшим братом или дядей для большинства ребятишек в городе, последней судебной инстанцией, когда дети во время школьного пикника затевали спор после бега на приз, судьей во время их драк и другом всех новичков.

— Здешний парень может сам постоять за себя, — говорил он. — Но я всегда рад помочь чужому человеку, попавшему в беду. Я сам был когда-то желторотым новичком, и уж я-то знаю, каково им приходится.

— Вечно ты хлопочешь о других, Жираф, — сказал Том Холл, секретарь профсоюза стригальщиков, который был только дюйма на два ниже ростом, чем Жираф. — Никакого толку от этого нет, можешь мне поверить — уж я-то знаю.

— А что прикажешь делать? — отозвался Жираф. — Я тут болтаюсь без дела, пока опять не начнется стрижка, а должен же человек чем-нибудь заняться. Да к тому же у меня нет ни стариков, ни жены с ребятами, заботиться мне не о ком. Никаких обязанностей у меня нет. Человек не может жить без дела. И к тому же я люблю помочь, когда могу.

— Вот что я тебе скажу, — заявил Том, который почти все свое жалованье раздавал в долг по фунту, по два. — Вот что я тебе скажу: никакой благодарности ты не дождешься и в конце концов умрешь с голоду.

— Этого я не боюсь, с голоду я не помру, пока мои руки при мне, а благодарность мне не нужна, — возразил Жираф.

Он всегда помогал кому-нибудь. То мы устраивали «танцульку» для девушек, то появлялась некая миссис Смит, муж которой утонул на рождество в реке Боген во время наводнения, или он откапывал какую-нибудь бедную женщину, жившую близ Биллабонга, — муж сбежал и оставил ее с кучей ребят. Или какой-нибудь Билл, погонщик волов, попал в пьяном виде под свою же повозку и сломал себе ногу.