Дверь не прикрылась плотно. И тут же в щель протиснулась совсем юная студентка. Как это у нее получилось, Храпычев не понял поначалу, но, когда студентка вошла, удивился – такая худенькая! На вид ей было лет четырнадцать.

– Что вы хотели? – спросил он, разглядывая ножки-спички, обтянутые серыми джинсиками. И маечка у нее была серенькая, с вышитыми белыми буковками «sexy».

Потом поднял глаза и увидел лицо – спокойное и наглое.

– Дело в том, что у меня не сдан экзамен. Меня отправили на комиссию…

– Подождите, – остановил ее Николай Михайлович. – Какой экзамен? Что-то я не пойму. За летнюю сессию, что ли?

– Угу, – кивнула студентка и посмотрела ему прямо в глаза. – Но у меня уважительная причина, справками подтвержденная. Я хочу сейчас сдать, а поскольку доцента Ладейникова теперь нет…

Храпычев неотрывно смотрел ей в лицо, и девица не отводила круглые кошачьи глаза, над которыми зависала редкая челка. Он представил ее худую спину и то, как змейкой извиваются позвонки, убегающие к невесомой, почти детской попке. Представил, как она стонет, как хрипит от страсти… И не мог прогнать наваждение, не мог оторвать взгляда от ее кошачьих глаз.

– У меня тяжелое положение, – растягивая слова, мяукала Хакимова. – Я снимаю квартиру, оплатила за год вперед. Если придется оставить институт, то поеду домой, а деньги за квартиру мне не вернут. Вообще-то я учусь и работаю…

– Где вы работаете?

– В ночном клубе помощником менеджера.

– Не высыпаетесь, значит?

– Я привыкла.

Николай Михайлович отвернулся к окну. Потом посмотрел на столешницу и подвинул к себе ежедневник.

– Ладно. Экзамен у вас я приму сам. Когда вы будете готовы?

– Как скажете.

– И еще. Работа в клубе не к лицу будущему дипломированному экономисту. Хотите быть у меня секретарем? Работа несложная, да и лекции пропускать не придется. Есть, конечно, своя специфика. Зато я гарантирую окончание вуза и устройство в аспирантуру.

– Ой! – обрадовалась девица, словно ждала от него именно этого. – Я согласна.

Николай Михайлович начал листать ежедневник, ставил какие-то закорючки на пустых страницах и продолжал говорить:

– Посмотрим, что у меня со временем. Так-так… Сегодня вызывает ректор посовещаться… завтра тоже – никак… И до конца недели вряд ли найдется хотя бы минута… Вот только если сегодня вечером после восьми? Но факультет-то уже закроют…

– Можно у меня дома, – сообразила Хакимова.

Храпычев помолчал, словно обдумывая ее предложение.

– Хорошо. Заодно приму у вас экзамен. Адресок черкните. В девятнадцать тридцать заеду. Подготовьтесь как следует.

Она подготовилась: накрыла стол на кухне, поставила вазу с цветами и бутылку шампанского.

Кухня была тусклой, с крашенными охрой стенами, розы, приунывшие в стеклянной вазе, осыпались потемневшими лепестками, а шампанское оказалось полусладким. Но все же Николай Михайлович сделал глоток. И не стал задерживаться – за дверью, в комнате с погашенным светом, белела постель на разложенном диване…

Поморщился, вернул бокал на стол и спросил:

– Зачетку приготовила?

И, ослабляя узел галстука, пошел в душную комнату.

У нее не было ни комплексов, ни чувства стыда, ни сомнений – она знала на что шла. Девица считала, что использует его, и в душе, вероятно, гордилась собой, а Храпычев, сжимая тонкие ребра новой любовницы, презирал ее – глупую и наглую. Но его тянуло к ней, он хотел, чтобы это продолжалось и продолжалось. Даже вдруг представлял ее за столом секретаря в приемной – нагой, прикрытой лишь монитором компьютера.

Уходя, декан увернулся от ее поцелуя и сказал холодно:

– Завтра зайдешь с зачеткой на кафедру. Я распоряжусь, чтобы тебе экзамен проставили. Надеюсь, четверки хватит?

– А почему не «отлично»?

– Больше стараться надо… Потом придешь ко мне в приемную, примешь дела у Юли.

Хакимова ухмыльнулась, и эта ухмылка снова вызвала у него желание остаться. Но Николай Михайлович уже открыл дверь на обшарпанную лестничную площадку, обронив через плечо:

– Запомни на будущее: полусладкого шампанского не бывает. Шампанское – только брют или сухое. Остальное – подсахаренная водичка.

Он ехал домой, смотрел на освещенный вечерний город, на котором лежала тонкая и почти прозрачная седина снежной крупы. Смотрел, закусив улыбку превосходства, испытывая едва ли знакомое прежде чувство невесомого парения над всем этим обыденным и серым, раздавленным повседневностью миром. Где-то далеко в прошлом остались факультет, жена, какие-то разговоры и недоразумения, промелькнул в остывающей памяти Валерка Ладейников, которого он всегда ненавидел. Банк, Осин, доклад для вице-премьера, вчерашние страхи – все потеряло смысл, все в один миг стало ненужным ему. Ему, прозревшему внезапно и понявшему свое предназначение. Только сейчас он понял, для чего существует. Храпычев и раньше догадывался, но как-то робко и не веря самому себе, но теперь знание этого заполнило его целиком, не допуская в холодное сознание другие мысли и желания, заставляя стремиться все выше и выше над двухмерной серостью. Имя этого – Власть.