Кургинян Сергей Ервандович
Шрифт:
При чем тут курочки, при чем тут «Бентли»?
У Вебера и у других авторов, обсуждавших протестантизм, есть понятие «богооставленность». Так вот, я предлагаю ввести другое понятие: «смыслооставленность».
Есть некие смыслы. Возникает территория смыслооставленности — территория, на которой нет смыслов (рис. 10).
«Христос остановился в Эболи»… Смысл остановился… даже не знаю где… на Дунае и на Амуре. А на территорию между ними он не приходит. Нет тут смысла. Его вообще нет. А русские не могут жить без великого высокого смысла.
Одни просто откинули копыта и лежат.
Другие крутятся со своими «Бентли» и курочками, глуша великую боль души. Жизненное поражение можно испытывать и с миллионами, и с миллиардами долларов. Для этого не обязательно быть бедняком.
А третьи вместо смыслов устраивают театр (Станиславский когда-то сказал: «Люби искусство в себе, а не себя в искусстве»), кривляются на фоне тех или иных смыслов.
Но единственная возможность избежать поражения заключается в том, чтобы таким вот каналом (рис. 11) соединить себя с утраченными смыслами. А поскольку просто соединить мало, то еще и пробить этот потолок и выйти на новые уровни.
И вот, когда эта энергия пойдет сюда (рис. 12), то, прежде всего, проснутся те, кто лежит.
Те, кто крутится в отчаянии вокруг своих «Бентли» и курочек, возможно, отчасти образумятся, а возможно, будут искать «Бентли» и курочек за пределами данной территории. Это уж как кому придется.
А те, кто устраивает разными способами театры и остаются вокруг псевдосмыслов, рисуясь на их фоне в неких эгоистических позах, возможно, увидев серьезные, настоящие смыслы, придут в себя. И этот театральный экстаз, который ведь тоже нужен для того, чтобы заглушить боль настоящей смыслоутраты, превратят во что-то другое.
В этом смысле жалко всех: и тех, кто тебя поносит, и тех, кто всякой ерундой грезит, и тех, кто лежит без движения, и тех, кто крутится с этими «Бентли» и курочками. Всех жалко, кроме беспощадных, холодных врагов, которые сначала это все создали, а теперь всячески наращивают. Вот их не жалко.
И они это действительно создали.
Когда-то диссиденты говорили: «Мы поименно вспомним тех, кто поднял руку». Говорилось это о голосовании за исключение Пастернака из Союза писателей. Поименный список тех, кто убивал, должен быть холоден, объективен и абсолютно вежлив.
Что произошло вот на этом перегоне, когда шли по определенной траектории (жирная линия) и вдруг ломанулись в сторону (пунктирная линия)? (рис. 13)
Здесь хребет сломали. Здесь чечевичной похлебкой соблазнили. Здесь осуществили некое преступление расправы с Идеальным вообще.
Так вот, один из людей, который так ломал исторический хребет, — 74-летний философ и культуролог Борис Михайлович Парамонов, выпускник истфака Ленинградского университета, кандидат философских наук. До 1978 года преподавал в Ленинградском университете историю философии. С 1978-го живет в Нью-Йорке. С 1988-го работает на «Радио Свобода». Лауреат Пушкинской премии Фонда Тепфера 2005 года и премии «Либерти» за укрепление культурных связей между Россией и США.
Я приведу несколько цитат из его программы «Русская идея», выходившей в перестроечное время на «Радио Свобода».
Март 1989 года. Парамонов в своей программе заявляет о том, что необходима «мутация русского духа» от православия к «новому типу морали на твердой почве просвещенного эгоистического интереса».
«…Просвещенного эгоистического интереса»… Необходима «мутация русского духа…» — говорит философ, выступая на «Радио Свобода». И его слушают.
Декабрь 1989 года. «Нужно выбить русский народ из традиции».
То есть речь идет только об одном: нужно осуществить «мутацию русского духа» для того, чтобы началось вот это движение. И чтобы это движение привело нас туда, куда оно нас привело.
Вообще, вам само выражение «мутация русского духа» нравится?
В очень многом не согласен с Солженицыным, никогда он не был для меня авторитетом, но вот он пишет: «…радиостанция „Свобода“ в эти годы стала уже легальным, как бы внутрисоветским радио. Она завела серию передач „Русская идея“, где издевательски опошляла и русскую историю, и русскую мысль, прямо требовала „мутации русского духа“, сокрушала русские мозги в безнадежность, а в других слушателях наращивала неприязнь к русским. „Не являются ли русские народом прошлого, которого уже нет?“ (это Солженицын так цитирует Парамонова. — С.К.). Униженная и отчаявшаяся Русь могла слышать: „причина тоталитаризма — русский родовой соблазн“ (11.12.89); „у русских всё всегда на костях да на крови, а добром русский народ не умеет“ (27.10.89); „говорить о патриотизме русском в такой стране просто бессовестно, безнравственно“ (12.1.88)». [36]
36
Солженицын А. Россия в обвале. М., 1998. С.144.
Это цитирует Солженицын. Я же процитировал две вещи, главная из которых — что необходима «мутация русского духа» от православия к «новому типу морали на твердой почве просвещенного эгоистического интереса». С мутировавшим духом не только в западный капитализм не попадешь, но и вообще ни на какую точку карты жизни — только в смерть. Туда и попали.
К счастью, мутация оказалась неокончательной, неполной. Повреждения и мутация — разные вещи. Мы видим, что какой-то дух просыпается, что удар был нанесен и задел все слои периферии, но не попал в ядро и не сумел посеять туда то, что Парамонов называет мутацией, а Ракитов — сменой культурного ядра. А это одно и то же. Все они грезили об одном — о демонтаже, полном и окончательном демонтаже. О том демонтаже, к которому сейчас подходят процессы в стране. И альтернатива которому одна — создать этот вертикальный канал. Это не дело одного человека. Это дело сообщества людей, которые поняли, что только это может спасти их народ. Которые не хотят жить со вкусом жизненного поражения на губах, в сердце и уме. И которые готовы этот канал пробить — канал в смыслы.