К сожалению, после слова «великаны» Серый потерял интерес к тому, что говорил Фрэнк. Может, он понимал только простые предложения? Он направился к костру.

— Стой, — окликнул его Фрэнк, но было уже поздно.

Серый вытащил из-под мундира два своих ребра и побежал вокруг костра, поражая великанов в спину с такой сумасшедшей скоростью, что те даже вскрикнуть не успевали. Шесть чрезвычайно удивленных лестригонов попадали на бок, словно костяшки домино, и превратились в прах.

Серый принялся затаптывать их в землю, не давая возродиться. Уверившись в том, что они не смогут вернуться, Серый встал по стойке «смирно», отдал честь, глядя на Фрэнка, и ушел под землю.

— Однако… — Перси изумленно уставился на Фрэнка.

— Нет лестригонов. — Элла спорхнула с дерева и села рядом с ними. — Шесть минус шесть будет ноль. Копья хороши для вычитания. Да.

Хейзел смотрела на Фрэнка, словно он и сам превратился в зомби-скелета. Сердце у Фрэнка заболело от ее взгляда, но он не мог винить девушку. Дети Марса рождены для насилия. Не случайно символ Марса — окровавленное копье. Так что у Хейзел есть все основания ужасаться.

Фрэнк посмотрел на отломанный кончик копья. Как он хотел, чтобы у него был какой угодно отец, только не Марс!

— Идем, — сказал он. — Может быть, моя бабушка в беде.

Ребята остановились у переднего крыльца. Как и опасался Фрэнк, дом был полностью окружен кольцом костров, горевших в лесу, хотя все же оставался в неприкосновенности.

На ночном ветерке позванивала бабушкина «музыка ветра». Ее плетеное кресло стояло так, чтобы, сидя в нем, можно было видеть дорогу. В окнах нижнего этажа горел свет, но Фрэнк решил обойтись без звонка. Он не знал, который теперь час, спит ли бабушка и вообще — дома ли она. Он направился к каменной статуэтке слона в уголке — маленькой копии того, что они видели в Портленде. Запасной ключ был спрятан под слоновьей ногой.

Фрэнк помедлил у двери.

— Что-то не так? — спросил Перси.

Фрэнк вспомнил то утро, когда он открыл эту дверь армейскому офицеру, сообщившему о смерти матери. Он вспомнил, как спускался по этим ступенькам, когда шел на похороны, впервые неся в кармане куртки обгоревшую деревяшку. А потом Фрэнк стоял здесь, глядя на волков, выходящих из леса, — их прислала Лупа, чтобы они доставили его в лагерь Юпитера. Казалось, это было так давно, хотя прошло всего шесть недель.

И вот теперь он вернулся. Обнимет ли его бабушка? Скажет ли: «Фрэнк, слава богам, ты пришел! Я окружена чудовищами!»

Нет, скорее всего, она недовольно посмотрит на него. Или шуганет сковородкой незваных гостей.

— Фрэнк? — позвала Хейзел.

— Элла нервничает, — пробормотала гарпия, сидящая на перилах. — Слон… слон смотрит на Эллу.

— Все будет хорошо. — Рука Фрэнка так дрожала, что он не мог попасть ключом в скважину. — Держитесь вместе.

Воздух в доме оказался спертым и кисловатым. Обычно бабушка пользовалась жасминовыми ароматизаторами, но теперь все подставки были пусты.

Ребята осмотрели гостиную, кухню. В раковине лежала горка грязных тарелок, чего раньше быть не могло — к бабушке каждый день приходила горничная. Может быть, ее напугали великаны.

«Или съели на ланч, — подумал Фрэнк. — Элла сказала, что лестригоны — каннибалы».

Он прогнал эту мысль. Монстры не обращают внимания на смертных. По крайней мере, обычно не обращают.

В коридоре им, словно спятившие клоуны, ухмылялись статуи Будды и даосских мудрецов. Фрэнк вспомнил Ириду, богиню радуги, которая увлеклась буддизмом и даосизмом. Фрэнк подумал, что одно посещение этого жуткого старого дома могло бы излечить богиню от ее увлечения.

Большие фарфоровые вазы бабушки затянуло паутиной. И опять — так прежде не бывало. Она требовала, чтобы ее коллекция регулярно протиралась. Глядя на фарфор, Фрэнк ощутил укол совести, вспомнив, как в день похорон разбил столько предметов из ее коллекции. Теперь это казалось ему глупым — зачем было сердиться на бабушку, когда есть столько всяких других, достойных злости и осуждения. Юнона, Гея, гиганты, его папочка Марс… В особенности Марс.

Камин давно погас.

Хейзел обхватила себя руками, словно боялась, что деревяшка из ее кармана прыгнет в камин.

— Это тот?..

— Да, — сказал Фрэнк. — Тот самый.

— Вы о чем? — спросил Перси.

Хейзел сочувственно смотрела на Фрэнка, но ему от этого стало только хуже. Он помнил, с каким ужасом и отвращением она глядела на него, когда он вызвал Серого.

— О камине, — коротко ответил он. — Идем. Посмотрим наверху.

Ступеньки под их ногами скрипели. В комнате Фрэнка ничего не изменилось. Все оставалось на своих местах — запасной лук с колчаном (не забыть их взять), школьные награды за грамотность (да, он, наверно, был единственным полубогом в мире, не страдающим неспособностью к чтению, как будто ему и без того не хватало уродств), фотографии мамы… в военном мундире и каске она сидела в «хаммере» в провинции Кандагар; в одежде футбольного тренера, когда она тренировала команду Фрэнка; в парадной форме, руки на плечах сына — тогда она приезжала к ним в школу в день выбора профессии.

— Твоя мама? — мягко спросила Хейзел. — Какая красивая.

Фрэнк не мог ответить. Он чувствовал себя немного смущенным — шестнадцатилетний дылда с целым альбомом фотографий мамочки. Ему не хотелось показаться маменькиным сыночком. Но самым сильным его чувством сейчас была грусть. Шесть недель Фрэнк отсутствовал в этом доме. В некотором смысле — целую вечность. Но когда он посмотрел на улыбающееся с фотографий лицо матери, боль утраты вновь вернулась к нему.

Они проверили другие спальни. Две средние были пусты. Из-под последней двери, ведущей в спальню бабушки, пробивался слабый лучик света.