Без нее ничего не будет. Она идет. Вся Латинская Америка от нее кипит. Индия кипит. Буддистский мир кипит. Нельзя это остановить, нельзя. Это смертельно опасно!

Значит, идея различения левого и правого, красного и черного должна быть доведена до конца всюду.

И тогда еще раз встает вопрос: что же это такое — постмодернизм? Ну, он все сметает. Метафизики нет, а он приходит для того, чтобы смести все неметафизические конструкции. Он их сметает, как порыв ветра гнилые деревья. А что он дальше-то хочет делать? Ну, будет он жить на этой помойке сколько-то времени… Но как он управлять будет? Он не создает модели, он власти не создает. Он разрушает. А дальше что? Следующий шаг в чем?

И вот тут надо договаривать до конца. Не рассуждать о том, что слышим какие-то толчки… «Слышим звон, да не знаем где он»… Не в толчках дело! Слышите толчки? Думайте! А когда придумаете — скажите!

20 лет изучаю все это, 20 лет. И твердо могу сказать: не знаю, какой организационный потенциал я проявлю, и никогда к этому не стремился, делаю это от безысходности. Но уж как-нибудь, простите, аналитику-то я понимаю. Ну, не последний я в этом человек, миль пардон! Так вот, 20 лет наблюдаю, как под постмодернистские улюлюканья с большой глубины всплывает гностическая подводная лодка. Это она всплывает. Это для нее, для этого сатаны готовит постмодернизм мир. Ни для чего-нибудь другого. Постмодернистский враг — это только первые эшелоны. Это пехота, а дальше-то идут другие — те, кто хочет властвовать.

И не то важно, что там говорили Василид и Валентин, как это соотносится с манихеями и альбигойцами… Неважно это сегодня. Это можно и нужно изучать для того, чтобы лучше что-то понять, но речь идет только о политической практике и ни о чем другом. А политическая практика состоит в том, что нет решения проблем человечества в нужном господам виде без реализации одной процедуры — расщепления рода человеческого. Надо признать, что род человеческий не един — «многоэтажное человечество» это называется. Он не един: есть «почти не люди» (недочеловеки), есть полулюди и есть подлинные люди. А сделать это можно только опираясь на гностическую традицию, которая для этого и была придумана!

Когда Христос пришел и сказал, что у всех есть душа, — рабство рухнуло. Потому что раб — это то, чем можно пользоваться эффективно только зная, что у него души нет, что это вещь, зверь. А как только ты понимаешь, что есть душа, так через 100 или 150 лет это рабство рушится. Оно становится невыносимым. Значит, для того чтобы оно снова возобладало, идея о том, что у всех есть бессмертная душа, все подлежат спасению, должна быть отменена! Это и есть гностический абсолютный враг. Он движется вперед.

Дугину-то не хочется это признать, потому что он может как угодно проклинать постмодернизм, да и то на самом деле он вполне им любуется и не зря говорит о его неизбежности. А гностику-то ему трогать не хочется. И не эту умственную гностику вообще, а политическую — ту самую, которая вооружена современными танками, суперсамолетами, ядерным оружием, авианосцами и всем остальным. И она движется на мир. Она!

И что вы можете ей противопоставить? Только доведенный до предельного каления хилиазм, только его. Я политикой занимался, когда распутывал, как именно некоторые наши философы (в отличие от меня, с гордостью носившие в застойные годы партийный билет) начали спутывать в единый клубок хилиазм и гностицизм?

Нельзя одновременно говорить о том, что надо бежать из мира, что мир создан злым Демиургом, и о том, что тут должно существовать Тысячелетнее Царство Божье. Нельзя одновременно говорить о том и о другом. Или — или. И не зря они столкнулись во Второй мировой войне: гностический фашизм (с его идеей недочеловека, сверхчеловека и всего остального и прекращения развития) и коммунистический хилиазм (с его одержимостью развитием, новым гуманизмом, новым человеком и всем остальным, что существовало и горело в его недрах).

На один бой хватило тогда метафизики. И не было бы ее — не победили бы никогда.

Значит, нужна не метафизика вообще, а мобилизационная антигностическая метафизика. Говоришь людям: «Занимаемся мобилизационной антигностической метафизикой» — они ноют: «Вы гностик…» Но тебе же говорят, что мы с ними воюем, что мы собираем людей под знамена антигностической мобилизации!

Это что такое? Это значит, что постмодернизм всех уже сделал. Анархосталинизм… И нет ему края.

Что здесь в конструкции лишнее? Мобилизационная антигностическая метафизика — это красная метафизика. Вам завтра гностики навяжут свою картину мира, и ответить будет нечего. Вам постмодернизм навяжут, и вы ляжете. Мобилизационная антигностическая метафизика и Сверхмодерн в их взаимосвязи с русским историческим опытом, с Петровым-Водкиным и т. д. — вот вместе со всем этим бороться можно. А вы мне расскажите, как бороться без этого!

За Чубайсом можно гоняться. И я не говорю, что не нужно. Давайте все вместе гоняться за Чубайсом. В рамках сетевой структуры с разными уровнями это возможно. Но если только это и будет, то будем гоняться, как все, еще сколько-то лет. Потом он уедет. Или те, кто за ним гонялись, его возлюбят — так тоже уже было.

Война-то за счет чего будет? Вы не чувствуете этот запах войны?

Чем Высоцкий отличался от Окуджавы? Тем, что у Высоцкого была военная страсть, а у Окуджавы была антивоенная страсть. Наши либероиды ноют и ноют, воют и воют, копаются в якобы имевших место наших слабостях в первый период войны. Высоцкий пел (по памяти говорю):