Руперт уже пересчитывал листки в папке:

– Один, два, три… их здесь всего шесть.

– Но как мог Одюбон попасть в Пиратское Логово? – раздумывала Чарити.

– Довольно просто, – ответил Руперт. – Ведь он жил в Нью-Орлеане. Хотя у нас нет документов, свидетельствующих о том, что он гостил в Пиратском Логове, такое вполне могло произойти. К тому же присутствие в доме рисунков подтверждает, что художник побывал здесь. Завтра я покажу их ЛеФлеру. Не следует оставлять ценности лежать без пользы.

Чарити грустно проводила взглядом папку с рисунками, которую Руперт уже спешил убрать:

– Да, полагаю, не надо им лежать без пользы. Только подумать, что кто-то владеет такими вещами…

– За них не получишь достаточно денег, – заметила практичная Рики. – Даже свои счета не сможешь оплатить.

Рики не могла допустить, что сокровищем может быть назван листочек бумаги с карандашным наброском. Для Рики сокровище всегда должно было выглядеть однозначно: как принадлежащие лично ей большие бриллианты. Вот почему содержимое папки её нисколько не взволновало. И Вэл вдруг понял, что его находка ценных рисунков тоже разочаровала. В конце концов сокровище должно быть сокровищем.

Но Руперт уже отнёс папку к себе в спальню, где она была заперта в один из загадочных чемоданов-дипломатов.

Нераскрытые сундуки отнесли подальше к стене и оставили до прибытия специалиста. В это время на пороге Зала появилась Летти-Лу и объявила, адресуясь к Руперту:

– Миста Рэйлстоун, ланч на столе, вас дожидается. Если вы не пойдёте есть, всё простынет.

– Сейчас идём, – откликнулся Руперт.

– Поставь ещё один прибор, Летти-Лу, – скомандовала Рики. – Для мисс Биглоу.

– Уже поставила, мисс Канда. Так вы идёте?

– Видите, как нами командуют? – пожаловалась девушке Чарити. – Поэтому оставайтесь на ланч, прошу вас.

Чарити попыталась возразить, но Рики остановила её:

– Кого же угощать, как не друзей? Оставайтесь, выпьем кофе. А ты, Вэл, ступай мыть руки. Что значит, уже мыл? Пойди вымой ещё раз, они у тебя как у землекопа!

– Рики любит строить из себя строгую мамочку, – пояснил Вэл удивлённой Чарити. – Как только перестаёшь замечать её наставнический тон, он проходит. Но в том, что руки следует ещё раз помыть, Рики, увы, права.

И он отправился в ванную, сопровождаемый ворчанием Рики:

– Не вздумай вытираться гостевым полотенцем. Ты знаешь: они висят только для того, чтобы все видели, что они есть.

Когда Вэл вышел из ванной, в Длинном Зале никого не оставалось. Семья, не дождавшись его, уселась за ланч. У лестницы лежала небрежно отброшенная шкатулка с крышкой для письма. Вэл подобрал её, полагая, что имеет полное право взять себе эту старинную вещицу.

Однако, подумав, что шкатулка никуда не денется за время ланча, Вэл пристроил её на кресло и направился в столовую. Люси настаивала на необходимости принимать пищу в этом тёмном и мрачном помещении, хотя все Рэйлстоуны испытывали настоящее отвращение к нему. Столовая казалась наиболее неуютной комнатой из всех в доме. Деревянные панели стен, мозаичный пол, хрустальные канделябры и мраморный камин придавали ей зловещий вид. К тому же стены были украшены отвратительными натюрмортами с изображениями убитой дичи, потакавшими дикому вкусу средневековых обитателей и не вызывавшими у современных людей никаких положительных гастрономических эмоций. Только Рики нечестиво веселилась, поглядывая на них.

Впрочем, длинный массивный стол и кресла с высокими спинками в комплекте с большими буфетами и посудой китайского фарфора были вполне симпатичны, если конечно, не принимать во внимание их громоздкий вид. Стол был застелен полотняной фиолетовой скатертью из личных запасов Рики. Расцветка скатерти не гармонировала с посудой, выставленной Летти-Лу. Когда Вэл вошёл, Чарити как раз рассуждала на тему соответствия салфеток, китайского фарфора и стаканов.

– По-моему, эти красно-зелёные блюда выглядят несколько светлее, чем необходимо, – уголки рта Чарити сложились в предательскую улыбку.

– А по-моему, нисколько, – отозвалась Рики. – Скатерть по тону вполне подходит к расцветке убитых уток на картинах.

– Уток? – Чарити подняла взгляд на картины. – Да, пожалуй. Но тогда получается, что утки – это деталь, которую специально подчеркнули цветом скатерти.

Рики пристально разглядывала картину на стене:

– Конечно. Полагаю, картины в нашей столовой уникальны. В наши дни больше никто не позволяет себе украшать столовые портретами мёртвых уток.

– Думаю, те, кто не украсил столовые подобным образом, должны только поблагодарить Бога, – заметил Руперт. – Утки довольно гадкие.