А. Упрямо повторю: а людям нравится. Ты что, хочешь жить в мире, состоящем из Алексея Германа? Я и спорить не буду, это человек-гора, титан. Но пусть вот титанам титаново, а мирным людям – мирное людское. На кой нам ляд высшая степень умственной и нравственной сложности? Нам бы про свое – про любовь, про денежки и на десерт что-нибудь небольшое и сладкое про смысл жизни. И в эту точку «Идиот» попал идеально. Бортко ведь и роздал большие и тревожные роли известным лицам, чтобы не будоражить население. Чтобы операция по внедрению «Идиота» в сознание прошла успешно и бескровно. И многие актеры сыграли неплохо. Скажем, на своем месте оказался Владимир Машков – Парфен Рогожин.

Б. Поздравляю тебя, я не буду спорить. Действительно, Машков, актер, для которого игра – это прямой короткий выброс энергии, который не выдерживает долгих крупных планов и не знает, как держаться в протяженных ролях «с психологией», – получил свою роль. Дикий, сумрачный, воспаленный, говорящий коротко, фразами, точно рубленными топором, этот Рогожин убедителен, хоть и элементарен. Но финал он не сыграл. Финал вообще провалился. Этот нечеловеческий разговор земного и небесного мужей над убитой красотой не поддался на чуть тепленькую интерпретацию «для мирных людей».

А. Потом Чурикова – Лизавета Прокофьевна, Петренко – генерал Иволгин, Ильин – Лебедев – разве они плохо сыграли? Тут уж режь меня, жги меня – никогда не соглашусь.

Б. Инна Чурикова, Алексей Петренко и Владимир Ильин входят в десятку лучших актеров России и, соответственно, всего мира. Поскольку нам лучше всего было бы замкнуться в нашем русском мире и жить так, будто больше ничего нет. Ментально замкнуться, разумеется. Нет, железных занавесов никаких не надо – пусть всюду будут окна. Может, и до дверей когда-нибудь доживем. Но думать надо о своем и ценить свое. Вот и Достоевский то же советовал. Конечно, эти актеры являются мастерами экстра-класса. Но и они сыграли поверхность, очевидность, самое явное и внятное – напускную суровость и чистую забавную душу воплотила Чурикова, глубокое лукавство и живой проницательный ум – Ильин, фантастически падшего великана – Петренко. Но там, в этих образах, еще можно было копать и копать, бурить и бурить, идти до конца. Это – если идти путем Достоевского.

А. Нужно ли нам идти путем Достоевского? Что мы найдем на этом пути? Там топоры и плахи, монастыри и кабаки, там нет солнца и счастья, там любовь доводит до смерти, там свобода равнозначна падению. Там на всем поставлен крест – и в прямом, и в переносном значении. Достоевский – это болезнь, да, собственно, и христианство – это болезнь. Великая, прекрасная и необходимая болезнь. Но когда-то надо выздоравливать, возвращаться в мир, соединять Крест и Солнце. Бортко снял неглубокий фильм – я согласен. Но как вреден и опасен был бы сейчас глубокий и великий фильм по Достоевскому. Как бы он встревожил людей. Так что я считаю отсутствие собственно Достоевского в этой картине скорее благом, чем злом.

Б. Болезнь? Да. Но вспомни, как Томас Манн доказывал, что болезнь необходима жизни, что Творение без нее не может осуществиться, и потому и спрашиваю тебя – надо ли от великой болезни отщипывать крошки, чтобы сварганить массам безвкусную пищу? Вспомни, как Лидия Веле-жева и Ольга Будина сыграли Настасью Филипповну и Аглаю. Дело даже не в размерах их дарования – они скромны, дело даже не в том, что наши молодые актрисы, за редким исключением, могут сыграть разве что в экранизации повести А. Куприна «Яма», а в том дело, что, не зная, что такое гордость, любовь и страдание, проживая комфортную жизнь с кое-какими потугами тщеславия, невозможно прикасаться к Достоевскому. Испепелит! Или не даст к себе прикоснуться. Вот он и не дал. Бродили чего-то по экрану две красотки из горничных и лаялись на окружающих. Болезнь, ты говоришь? Я сам всей душой за мирную, счастливую, свободную человеческую жизнь. Но ее выстрадать надо и заслужить. А у нас нынче массы властно требуют уюта и комфорта ни за что ни про что, не оплатив исторические счета, не пострадав ни в личной жизни, ни в общественной. Да, болезнь! Но чего стоит сытый и здоровый творческий человек, не желающий пострадать за свое дело? Чего стоит актер, выходящий на сцену и не мечтающий сегодня сыграть так, чтоб зритель весь исплакался или рассмеялся до колик? Чего стоит режиссёр, не выворачивающий все свое нутро перед обществом, чтобы познать мир, познать самого себя и внести свою лепту в великое дело Искупления? Чего стоит поэт, не намеренный своими стихами вызвать ветер или дракона, ведь если он этого не делает – его надо везти в психушку (эта мысль взята мной из романа Павла Крусанова «Бом-Бом»)? Чего стоит политик, не собирающийся всерьез помочь людям жить и доставляющий только материал для пародистов, этих эльфов-пересмешников? Чего вообще стоит наша жизнь, если мы не тщимся изо всех сил сделать что-нибудь великое, угодить Богу или хоть рассмешить Его!

А. Последнее сделать нетрудно, и рецепт угадал тот самый Павел Крусанов в романе «Укус ангела»: «Если хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах». Ты хочешь, чтобы все было по-твоему. А не идет ли мир так, как задумано о нем? Посмотри, в каком прелестном эфирном окружении разместился «Идиот». Посмотри на весь этот милый вздор, который каждый день валит с экранов про супы из пакетиков и кремы из акваминералов, от которых немедленно будет счастье. Из этого мира в сериал была как бы делегирована строгая госпожа Мария Киселева. Госпожа Киселева уже давно наблюдает человеческие страсти в передаче «Слабое звено». Из этой передачи степень ненависти глупых к умным, слабых к сильным и мужчин к женщинам встает во весь свой нешуточный рост. Достоевский, я бы сказал, отдыхает. За всю историю передачи ни разу ни один человек на вопрос: «Кто самое слабое звено?» – не ответил честно – «Я». Затем госпожа Киселева появилась в рекламе некоего супца. Не знаю, не пробовал – мне, слава богу, супы жена варит, из живого мяса с овощами и травами. Всем советую, но не всем же так везет. И вот Киселева уже – Варя Иволгина, с самим князем Мышкиным разговаривает. Зачем это было нужно режиссеру? А затем, чтобы сгладить, смягчить зазор между тем миром и этим. Чтобы экран не перегрелся от Достоевских страстей, а все прошло гладко и безболезненно.

Б. Непонятно, отчего тогда режиссер так волновался насчет рекламы – чтобы ее не было или она была в строго отведенных местах. Эйзенштейна и Козинцева можно прерывать рекламой, а Бортко, видите ли, нельзя! Действительно, между тем и этим миром зазора нет. Спокойно там живут и Киселева, и Боярский, и Домогаров, и другие представители поп-фауны.

А. Кстати, в сериале были скрытые внутренние возможности для размещения рекламы – например, когда появляется Киселева и говорит генералу: «Папаша, пора обедать – суп простынет», можно было бы показать ту самую рекламу про супец. Я считаю, шикарно бы вышло.

Б. Да, все зубоскалим, все пожимаем плечами, все живем в чужом мире – а не пора ли его сделать своим? Из великого больного романа получился какой-то странный визуальный продукт, история о том, как приятный молодой человек, утверждающий, что он болен – но никаких следов этого мы не видим, – приезжает в большой город (и не особо чувствуется, что это Петербург, тем более – Петербург Достоевского, великая больная плоть!). Молодой человек желает всем нравиться, всем пытается угодить, но всем-то и не получается, люди-то разного хотят. Он мечется, путается, страдает, стесняется объяснить дамам, что не может иметь с ними дела, вступает с ними в какие-то фантомные отношения и доводит дело до беды. Этой истории цена – грош. И всей нашей культуре цена – грош. Если актеры в самом деле – зеркало своего времени, то плохи наши дела. Если они будут только менять маски и раздавать интервью, у кого они одеваются и что кушают на завтрак, жизнь будет не просветить.