Школьники принесли овощи, варенье и фрукты. Они попросили своих матерей приготовить еду и сварить сотни яиц. На назначенном месте возвышалась гора одежды, посуды и дров.

И весь день с горы приходили новости: пока найдено двадцать два тела, обожженные и изувеченные, так что еще двадцать пять тел будут найдены спасателями, работавшими в две смены. К этому времени уже один из спасателей погиб.

В полдень Кейн повез тяжело нагруженный фургон к шахте.

Выгрузив из него кучу простыней и полотенец, он увидел, как из шахты выходят спасатели, и у многих из них прямо тут же открылась рвота.

— Это запах, — сказал человек рядом с Кейном. — Тела там внизу так воняют, что люди просто не могут этого выдержать.

Минуту Кейн стоял и смотрел, потом запрыгнул на чью-то оседланную лошадь и помчался вниз по склону к дому Джекоба Фентона.

Он уже много лет, с тех пор как уехал, не был в этом доме, но воспоминания были настолько отчетливыми, что ему казалось, будто он отсюда и не уезжал. Он не стал стучаться, а одним ударом ноги открыл застекленную дверь, которая чуть не сорвалась с петель.

— Фентон! — заорал он во все горло, пока к нему сбегались слуги, пытаясь скрутить ему руки. Одним движением он стряхнул их, как будто они ничего не весили. Он хорошо знал расположение комнат на первом этаже и быстро нашел столовую, в которой в одиночестве обедал Джекоб.

Они смотрели друг на друга, и лицо Кейна стало красным от гнева, а его грудь тяжело вздымалась.

Джекоб сделал знак слугам покинуть комнату.

— Я полагаю, ты пришел сюда не обедать, — сказал он, спокойно намазывая булочку маслом.

— Как ты можешь сидеть здесь, когда в шахте все еще остаются люди, которых ты убил? — удалось проговорить Кейну.

— В этом мне придется с тобой не согласиться. Я не убивал их. На самом деле я сделал все, чтобы они не погибли, но, похоже, у них мания кончать жизнь самоубийством. Можно мне предложить тебе вина? Выдержка — то, что надо.

Голова Кейна раскалывалась от того, что он увидел и услышал за последние несколько дней. В ушах стояли горестные крики и плач женщин, и он даже не заметил, что не ел уже почти два дня. Сейчас же запах пищи, чистота комнаты, тишина — все это сложилось, и его ноги подогнулись.

Джекоб встал, налил в рюмку вина и поставил ее перед Кейном. Кейн не заметил, что руки Джекоба все время дрожали.

— Там очень плохо? — спросил Джекоб, направившись к серванту, откуда он достал еще одну тарелку.

Кейн не ответил, а продолжал сидеть, уставившись на вино.

— Почему? — прошептал он через минуту. — Как ты мог убить их? Зачем тебе их жизни? Тебе недостаточно тех денег, что ты отобрал у меня? Зачем тебе больше? Их можно заработать и по-другому.

Джекоб поставил полную тарелку перед Кейном, но тот не притронулся к ней.

— Мне было двадцать четыре, когда ты родился, и всю мою жизнь я думал, что владел всем, с чем рос в этом доме Я любил человека, которого считал своим отцом… и я думал, что он заботится обо мне.

Джекоб расправил плечи:

— В этом возрасте бываешь идеалистом. В ночь, когда Горас покончил с собой, я узнал, что безразличен ему. В его завещании значилось, что я остаюсь твоим опекуном, пока тебе не исполнится двадцать один год, и тогда я должен буду передать все тебе. Я бы остался ни с чем. Вряд ли ты можешь представить, как той ночью я ненавидел орущего ребенка, который разрушил мою жизнь. Я думаю, что действовал инстинктивно, когда отослал тебя на ферму к кормилице и подкупил адвокатов. Эта ненависть двигала мной в течение многих лет. Я мог думать только о ней. Если я подписывал документы, то мне всегда приходила мысль, что где-то находится четырехлетний ребенок, которому принадлежит все, что я покупаю или продаю. Однажды я послал за тобой, когда ты был еще маленьким, чтобы убедиться, что ты не достоин того, что оставил тебе мой отец.

Джекоб сел напротив Кейна:

— Доктор сказал, что мне осталось жить не больше одного-двух месяцев. Я никому этого не говорил, но почему-то мне хотелось сказать тебе правду, прежде чем я умру.

Он взял полную рюмку вина и чуть-чуть отпил.

— Ненависть вредит тому, кто ненавидит, больше, чем тому, кого ненавидят. Все те годы, что ты жил здесь, я смотрел на тебя и был уверен, что ты пытаешься отобрать у меня то, что мне принадлежало. Я жил в страхе, что ты узнаешь правду и заберешь то, что было моим и моих детей. И когда ты захотел взять в жены Пам, мне показалось, что случилось то, чего я боялся. Позже я пришел к выводу, что твой брак с Пам мог бы быть решением проблемы, но в то время… я не думаю, что тогда я способен был мыслить разумно.

Он сделал хороший глоток.

— Вот так вот, Таггерт, последняя исповедь умирающего человека. Это все твое. Можешь брать, если хочешь. Сегодня утром я рассказал своему сыну правду о том, кто хозяин этого дома. У меня нет больше сил бороться с тобой.

Кейн откинулся на стуле. Вглядываясь в Фентона, он все яснее различал сероватый оттенок его кожи, и постепенно Кейн понял, что больше не испытывает к этому человеку ненависти. Хьюстон говорила ему, что мысль о ненависти к Джекобу Фентону подстегивала его, пока он в конце концов не добился своей цели, и, возможно, она была права. Фактически это она раскрыла ему глаза на несправедливость того, что Горас не упомянул в своем завещании Джекоба.