– Просто прекрасно, Верни. Просто прекрасно.

Большая женщина прижала меня к себе, и мне показалось, что я окунулся в пуховую перину.

– Ох, – простонала она, почти оторвав меня от пола. – Тебя слишком долго не было. Слишком долго!

– Да, да, – бормотал я, сжимая ее в объятиях, а потом усадил на кушетку.

Верни улыбнулась мне.

– Посиди здесь, Изи: хочу, чтобы ты рассказал, как идут дела, прежде чем отправишься наверх.

С этими словами она вернулась на кухню.

– Как дела, Рональд? – спросил я у своего соседа.

– Так себе, – ответил Рональд Уайт – паяльщик, обслуживающий весь город. Он носил, не снимая, рабочий комбинезон и утверждал, что это единственный костюм, который у него имеется.

– Спасаешься здесь от своих ребят?

Мне нравилось подшучивать над Рональдом на семейную тему. Жена каждые двенадцать или четырнадцать месяцев приносила ему сына. Она была религиозная женщина и не признавала противозачаточных средств. В тридцать пять лет у Рональда было девять сыновей и десятый на подходе.

– Они готовы разнести весь дом на куски, клянусь тебе, Изи. – Рональд покачал головой. – Они ползали бы по потолку, если бы там было за что зацепиться. Знаешь, из-за них я боюсь идти домой.

– Брось, старик. Не может быть, чтобы все было так плохо.

Лоб у Рональда сморщился, как чернослив, и лицо исказила гримаса муки, когда он жаловался мне:

– Я больше не могу, Изи. Я прихожу домой, а уже целая армия идет на меня в атаку. Сперва, подпрыгивая, прибегают старшие. Потом ковыляют те, кто едва научился ходить. И пока подползают малыши, выходит Мэри, бледная как смерть, с двумя младенцами на руках. Послушай, Изи. Я трачу пятьдесят долларов на еду, и мне остается только смотреть, как дети ее уничтожают. Они едят с утра до вечера, а в перерывах орут и безобразничают. – В глазах Рональда стояли слезы. – Клянусь тебе, я больше не выдержу. Клянусь.

– Дарси, – завопил я. – Принеси Рональду выпить, да побыстрее! Видишь, ему нужно выпить.

Дарси принесла нам бутылку виски и наполнила стаканы всем троим. Я вручил ей три доллара.

– Да-а, – изрек Куртис Кросс. Перед ним на обеденном столе стояла тарелка с рисом. – Дети – самые опасные твари на земле, за исключением юных девушек в возрасте от пятнадцати до сорока двух.

Даже Рональд не удержался от улыбки.

– Не знаю, – сказал он. – Я люблю Мэри, но думаю, что должен удрать как можно скорее. Эти ребятишки погубят меня, если не удеру.

– Выпей еще. Дарси, не забывай нас. Этот человек хочет забыться.

– Ты уже заплатил за бутылку, Изи. Можешь делать с ней все, что хочешь. – Как большинству черных женщин, Дарси не нравились разговоры о том, что мужчина собирается бросить жену и детей.

– Всего три доллара? И ты ухитряешься зарабатывать? – Я сделал вид, что поражен.

– Мы покупаем оптом, – улыбнулась мне Дарси.

– А не могу ли я оптом купить виски? – спросил я так, словно впервые услышал, что у грабителей можно купить виски по дешевке.

– Не знаю, милый. Знаешь, мы с мамой поручаем Хью делать закупки.

Здесь мне не повезло. Хью не из тех, кого можно расспрашивать о Фрэнке Грине. Это был низкий и злобный тип – вроде Джуниора Форни. Мне бы и в голову не пришло посвящать его в свои дела.

Я отвез Рональда домой около девяти. Он плакал на моем плече:

– Я не хочу возвращаться, Изи. Пожалуйста, возьми меня с собой, брат.

Я с трудом удерживался от смеха. В дверях ждала Мэри. Тощая, с выпяченным животом, с двумя младенцами на руках. Остальные ребятишки толпились вокруг нее, чтобы поглядеть, как папочка возвращается домой.

– Иди, иди, Рон. Всех этих младенцев сотворил ты и теперь должен спать в своей постели.

Я подумал тогда, что если мне удастся пережить все свои передряги, то моя жизнь обещает стать просто прекрасной. И я даже пожалел бедного Рональда, которому не на что было надеяться, если только он не разобьет свою бедную семью.

На следующий день я совершил обход баров, куда Фрэнк сбывал краденое виски, и игорных притонов, которые он часто посещал. Я нигде не называл его имя. Как все гангстеры, Фрэнк был очень осторожен и, когда узнавал, что им интересуются, начинал нервничать. А если Фрэнк занервничает, может убить меня прежде, чем я доберусь до него. Эти два решающих дня сделали из меня сыщика.

Я тайно ликовал, когда входил в бар и заказывал пиво за счет человека, оплатившего мои поиски. Спрашивал у бармена, как его зовут, болтал с ним о пустяках, но на самом деле даже дружеская болтовня была моей работой. Никто не знал, чего я добиваюсь, и это делало меня как бы невидимкой. Людям казалось, что я весь перед ними как на ладони, на самом деле они видели лишь мою оболочку.

Я никогда не уставал и не терял надежды. В эти дни я не боялся даже Де-Витта Олбрайта. Хотя глупо было чувствовать себя в безопасности при его безумной страсти к насилию.