— За что?

И, не дожидаясь ответа, Андрей провел его в смежную комнату — в первой за столом что-то писал его отец, это было неприятной неожиданностью для Бори — днем и дома! — но он и вида не показал, что боится.

— За дешевенький мяч, за грошовую авторучку и… И еще знаешь за что?

Андрей пристально смотрел на него.

— За псиный дух! — выпалил Боря и принужденно засмеялся.

Андрей не спускал с него глаз.

— Да, да, — продолжал Боря, собирая все свои силы и всю свою обиду на Андрея. — Я пообещал ему щенка добермана-пинчера, и он, дурачок, поверил…

Но странное дело — Андрей все не взрывался.

— Сейчас же клади на стол лайнер, — спокойно сказал он. — И мы пойдем к Вове.

— Никуда я не пойду, — бросил он, стоя по-прежнему чуть боком к Андрею. — И не оскорбляй меня, а то возьму и стукну.

Андрей остолбенел.

— Ты…, ты… — Он даже побледнел.

— Я! — отрезал Боря.

У Андрея прямо выпучились глаза:

— Ты?… Меня?…

Андрей стремительно схватил его за грудки и так тряхнул, что зубы у Бори громко клацнули. Андрей повернул его лицом к себе, и Боря почувствовал, что в то же мгновение пальцы его разжались, на лице появились изумление и растерянность, а зрачки медленно расширились. И волосы начали подниматься.

Андрей стал отступать от него, озираться, кусать губы. Потом плечи его вздрогнули. Он моргнул.

— Ну и фрукт же ты! — выдавил Андрей, а сам все отступал от стола.

— А кто боится фрукта? И ты знаешь, что в коробке уже лодка? Я выменял ее у Глеба…

— Уйди, — шепнул Андрей.

И все же он вел себя не так. Не так, как хотелось Боре. Он упрямо сопротивлялся Хитрому глазу, словно тот и не был всемогущим.

— А я пойду на экскурсию в аэропорт? — спросил Боря, наступая на Андрея.

Ни слова.

И под Хитрым, под всесильным глазом Андрей молчал!

— Ты скажешь или нет?

— Уйди… Уйди отсюда, — шептал Андрей и с нелепо торчащими вверх волосами все отступал от Бори.

— Что там происходит? — спросил из соседней комнаты, вставая и двигая стулом, отец Андрея.

И вошел к ним.

Он был громадный, в синей форме с золотыми галунами гражданского флота, с такими же, как у сына, широкими, насупленными бровями. Из-под них смотрели глаза. Светлые, смелые, веселые… Вот кому подражал Андрей! И так же хмурился, и так же медленно носил крепкие плечи, и даже превратил свои веселые глаза в холодные острые пули… Боря ни разу не видел его отца так близко — он видел его в школе с первого ряда актового зала на торжественном праздничном собрании, где отец Андрея был среди гостей и рассказывал о своем последнем беспосадочном перелете в Австралию — знойную кенгуриную страну, — а потом в пингвинью Антарктиду… Ох и интересно было, ох и хлопали ему!

А теперь он шел прямо на Борю!

Коленки у Бори ослабли от страха, по спине побежали мурашки… Сейчас, сейчас схватит он его за шиворот и выставит из квартиры! И, сам не понимая, что он делает, думая лишь о том, чтоб не зареветь, Боря повернулся к нему, и теперь отец вместе с сыном — это Боря понял чуть попозже — попали под Хитрый глаз.

Отец Андрея остановился, плотные, черные с седыми искорками волосы его встали копной. Он удивленно поднял брови, провел рукой по глазам, будто пытался снять с них невидимую, мешавшую смотреть пелену. Потом усталым движением прикрыл ладонью глаза, точно хотел защититься от ярких, беспощадно прямых лучей солнца.

— Что здесь происходит? — опять спросил он.

— Н-н…, ничего особенного! — даже стал заикаться Боря. Он мечтал об одном: поскорей удрать отсюда.

— Нет, здесь что-то не так… И ты…, ты чего весь трясешься? — спросил у него отец и осекся, и лицо его исказилось, словно ему стоило больших сил бороться с чем-то огромным и цепким, навалившимся на него.

И вместе с Андреем он попятился в другую комнату, а Боря, воспользовавшись замешательством, скользнул в переднюю и, крепко сжав под мышкой коробку с лодкой, выбежал из квартиры.

Минут пять приходил Боря в себя. Зачем только сунулся к ним? Но когда он отдышался и весь страх понемногу вышел из него, Боря уже не жалел. Ну, раз Андрей с отцом слабее приборчика, теперь ему некого бояться. Утром еще он горевал от одиночества, обижался, что никто не понимает его, а теперь…

Не хотят — и не нужно! Он не будет больше крутиться возле них — Крутиков не от слова «крутиться», — и кланяться им, и оправдываться. Он не замухрышка, способная лишь чистить перышки Попугаю… Глеб ему больше не нужен. Лодка — у него! И не только лодка!

Осмелится теперь Стасик рисовать на него на уроках карикатуры? А Вова Цыпин со своим чудо-братом — будут они теперь иметь к нему претензии?

От волнений и яркого солнца Боря упарился. По пить бы где-нибудь.

Возле угла, рядом с газетным киоском и палатками с овощами и кондитерскими изделиями, стояла тележка с мороженым. Эх, лизнуть бы сладкого холодка! Боря сунул в карман руку. Нет, денег у него не хватит… «А что… А что, если… А что, если попробовать?» — пришла к нему внезапно мысль, ошеломила его, и от нее Борю вдруг стало знобить.