Едигей попробовал подкрепить свои требования силой, [60] в 1408 г. напал на Русь, но встретил достойный отпор. В Москве «в осаде» остались «воеводы и множество парода», а Василий I поехал в Кострому собирать войско. Едигей не решился штурмовать каменную твердыню Кремля. По словам летописца, ордынцы даже «не смели близ града стоять» из-за сильного обстрела со стен. После месячной осады неприятель отступил, опустошив соседние земли и захватив пленных {66} . «Нашествие» Едигея фактически закончилось ничем. Восстановить власть хана над Русью ему не удалось.

Вооруженный отпор, данный великим князем Василием I ордынцам, показал, что Русь быстро восстанавливала силы после кровопролитного «Мамаева побоища», когда «оскудела вся земля Русская воеводами и слугами, и всеми воинствами». Но самое главное заключалось в том, что Куликовская битва не только не ослабила, а, наоборот, ускорила процесс политического объединения Руси. Неизмеримо вырос авторитет Москвы, поднявшей знамя общерусского национально-освободительного движения. Академик Л. В. Черепнин отмечал: «Если на первом этапе процесса объединения земель Северо-Восточной Руси еще решался вопрос о том, какое княжество явится центром этого объединения, то на втором этапе, с последней четверти XIV в., указанный вопрос уже отпал. Московское княжество твердо завоевало роль политического центра формирующегося единого государства» {67} . Показательно, что Дмитрий Донской передал великое княжение своему сыну Василию I без ханского ярлыка, как «свою отчину» {68} .

Дмитрий Донской довольно быстро сумел преодолеть внутриполитические трудности, наступившие после «Тохтамышева нашествия», когда подняли голову соперники Москвы — нижегородский, тверской, рязанский князья, и продолжил политику объединения Руси. Дальнейшие успехи этой политики связаны с именем великого князя Василия I Дмитриевича (1389 — 1425), достойного преемника своего прославленного отца.

В 1392 г. была ликвидирована политическая самостоятельность Нижегородского княжества; в самом Нижнем Новгороде «сели» московские наместники. Тогда же к Москве отошли Городец, Мещера, Таруса. В 1397 г. под власть Москвы временно попала обширная Двинская земля, принадлежавшая Великому Новгороду, а в самом Новгороде усилилось московское влияние. Василий I проводил [61] решительное наступление на привилегии удельных князей, подчиняя их центральной власти.

Политическое объединение Руси было замедлено феодальной войной, которая вспыхнула при Василии II Васильевиче (1425 — 1462) и продолжалась около 30 лет. События феодальной войны второй четверти XV в. подробно описаны в книге Л. В. Черепнина {69} . Победа великокняжеской власти в этой войне возобновила процесс централизации. Были ликвидированы почти все уделы. К концу великого княжения Василия II на территории Московского княжества оставался лишь один удел — Верейско-Боровский. Значительно ограничены были привилегии крупных феодалов, их права передавались великокняжеским наместникам и «волостелям». Бурно росло землевладение служилых феодалов, дворян и «детей боярских», которые получали от великого князя землю во временное «держание» при условии несения ими военной службы. Так не только создавалась надежная социальная опора сильной великокняжеской власти, но и ковались кадры для постоянного войска, постепенно заменявшего феодальные дружины и ополчения «удельного периода». Служилые феодалы составляли постоянную армию, находившуюся в непосредственном распоряжении центральной власти.

Плодами победы центральной власти в феодальной войне в полной мере воспользовался Иван III Васильевич (1462 — 1505), при котором складывание Российского государства пошло ускоренными темпами. Начинался заключительный этап объединения страны, тем самым создавались предпосылки для окончательного освобождения русских земель от власти ордынских ханов.

Будущая война с Ордой требовала подчинения Москве пограничного Рязанского княжества, военно-стратегическое значение которого было весьма велико. Воспользовавшись тем, что рязанский князь Федор Иванович перед смертью «княженье свое Рязанское и сына своего Василия приказал» (т. е. завещал) Москве, великий князь Иван III перевез восьмилетнего Василия в свою столицу, а в рязанские города и волости послал своих наместников. Позднее князя Василия, женившегося на сестре Ивана III, вернули в свое княжество, но московское влияние в рязанских землях сохранилось.

Планомерно велась борьба Москвы с Тверским княжеством, хотя она осложнялась постоянным вмешательством [62] Литвы. Еще отец великого князя Ивана III подписал с князем Борисом Александровичем Тверским договор о согласованной внешней политике: «А быти нам, брате, на татар, и на ляхи, и на литву, и на немци и заодин, и на всякого нашего недруга». В 1462 — 1464 гг. этот договор был подтвержден почти без изменений новым тверским князем Михаилом Борисовичем {70} . В дальнейшем до самого свержения ига Тверское княжество находилось в союзе с Москвой, а тверской князь даже послал свою рать на р. Угру против хана Ахмата (Ахмед-хана). Помогал тверской князь великому князю и в военных действиях против отдельных феодальных центров. Известно, например, что тверские полки участвовали в походах на Великий Новгород в 1471 и 1478 гг.

Иван III получил в наследство от отца Яжелбицкий договор 1456 г., по которому новгородские «вольности» значительно ограничивались, правительство этой боярской республики лишалось права вести самостоятельную внешнюю политику, на документах новгородские печати заменялись московскими, великокняжескими. Однако за полное подчинение Великого Новгорода еще предстояло вести длительную и тяжелую борьбу.

После нескольких походов Москве подчинилась Вятская земля. По словам летописца, вятчане «добиша челом» великому князю Ивану III «на всей его воли» {71} . Крупным успехом политики централизации была ликвидация самостоятельности обширного и богатого Ярославского княжества. «Дело свелось не только к лишению местных князей их власти, но и к замене их земельных владений другими, пожалованными им великим князем. По-видимому, с этих пожалованных вотчин они должны были нести «службу» Ивану III» {72} , — считает Л. В. Черепнин. На территории Ярославского княжества всячески поощрялось землевладение московских бояр. В середине 60-х годов в Ярославле появился московский наместник князь И. В. Стрига-Оболенский, хотя там временно оставался и местный князь. После смерти в 1471 г. ярославского князя Александра Михайловича это своеобразное «двоевластие» закончилось, Ярославское княжество окончательно подчинилось Москве. С 1473 г. великий князь Иван III прямо называл Ярославское княжество своей «отчиной».

Вскоре произошло присоединение к Москве и Ростовского княжества. Значительная часть княжества и раньше [63] принадлежала великому князю, но в Ростове еще были местные князья. В 1474 г. последние ростовские князья Владимир Андреевич и Иван Иванович продали Ивану III «свою отчину» — остававшуюся в их руках к тому времени «половину Ростова».

Значительно сложнее было включить в орбиту московской политики Псков. В конкретной исторической, обстановке трудно было рассчитывать на полную ликвидацию самостоятельности пограничной Псковской республики. Иван III просто старался поставить ее государственный аппарат под контроль Москвы. Псковское боярство нуждалось в военной помощи великого князя против немецких и шведских феодалов и согласилось принять великокняжеского наместника. Следует учесть и остроту классовых противоречий в Пскове: присутствие великокняжеского наместника с военным отрядом успокаивающе действовало на «чернь». Через своего наместника великий князь контролировал и внешнюю политику Псковской республики. Такой порядок сложился при великом князе Василии III и сохранялся при Иване III, однако московское влияние постоянно усиливалось. По оценке Л. В. Черепнина, «формально московское правительство признавало самостоятельность Псковской республики, в государственном аппарате которой великокняжескому наместнику отводилось законом определенное, весьма ограниченное место. Фактически же наместник в своей повседневной деятельности все более и более выходил из этих законных рамок. Великий князь его молчаливо поддерживал. А псковское правительство часто было лишено возможности протестовать, поскольку нуждалось в военной помощи Москвы для борьбы с внешней опасностью» {73} .