Сначала он просто наслаждался ею в сладостной истоме, потом глаза стали медленно закрываться. Он не сопротивлялся, надеясь, что воспоминание явится во сне, но тут, к своему ужасу, почувствовал знакомый запах перегретой травы, пыли, услышал стрекотанье кузнечиков и птичью трель где-то высоко-высоко. Вырваться оттуда он был не в состоянии.

…Дима лежал на земле, и сухая травинка больно колола щеку. С трудом повернувшись, почувствовал во всем теле, то ли слабость, то ли усталость. А еще он был мокрый с головы до ног и пахло от него тиной и еще чем-то, ассоциировавшимся с болотом. Первая мысль возникла о том, что партия проиграна. Но тогда, что он снова делает здесь? Сон ведь должен закончиться. Неужели ему предстоит начать новую партию, и так до бесконечности, пока он окончательно не сойдет с ума?

Тяжело поднялся и пошатываясь, двинулся к шахматному столику. К его удивлению на нем еще оставались две белые фигуры: король и ферзь. У черных ферзя не было, зато сохранился конь, ладья, два слона и четыре пешки, неудержимо рвущиеся в ферзи. Дима понимал, что сопротивление бесполезно, поэтому ему хотелось лишь одного – быстрее проиграть и проснуться. Но стоило ему протянуть руку, чтоб положить своего короля на доску, как сзади, где только что никого не было, раздался тревожный голос:

– Не делайте этого, Ваше Величество!

Дима обернулся. Перед ним стояла его генерал. Она не улыбалась, как обычно, а была серьезна и сосредоточена. Дима вдруг решил, что она ему кого-то напоминает. Сколько ночей они общались, но такого чувства не возникало ни разу.

– Почему? – спросил он.

– Это будет неправильное решение, Ваше Величество, ведь мы должны выиграть.

– Почему обязательно мы должны выиграть?

– Потому что только так Вы избавитесь от всего этого.

– Но ее невозможно выиграть…

Генерал все-таки улыбнулась, но как-то безрадостно.

– Ваше Величество, ничего невозможного не бывает. Скажу честно, я оказалась здесь случайно. Я фигура из другой игры, но нельзя Вам было начинать партию без ферзя. Вам и так собирали армию из разных комплектов, поэтому она и получилась такой, мягко говоря, странной. Вы с самого начала видели, что никакой я не ферзь. Настоящего ферзя потеряли много лет назад. Но Вы доверили мне командование, и теперь я должна оправдать доверие. Я должна выиграть, хотя и не люблю использовать собственные методы. Я ж говорила, моя игра совсем другая… – она вздохнула и одним движением сбросила плащ.

Дима остолбенел, потом отпрянул, а генерал стояла, наслаждаясь произведенным эффектом. Дима увидел знакомые родинки на левой груди и возле пупка, большие коричневые соски и даже два малюсеньких синяка на плече. Но голова… это была совсем другая голова с роскошными белыми волосами и лицом, в котором, хоть и угадывались знакомые черты, но это, вообще, не могло являться лицом обычной женщины!..

Когда генерал повернулась, и Дима увидел синяк на ягодице, то почти не удивился. Тело он признал. Хотел спросить про синяк, чтоб удостовериться окончательно, но не знал, как это сделать, а потом и вовсе забыл про него, потому что генерал неожиданно легла на живот, приподняв голову и руки. Ноги были выпрямлены, носки оттянуты; тело ее напряглось и… стало менять форму. Оно удлинялось, обретая при этом серебристый цвет; ноги срослись, образуя, совместно с туловищем, нечто сигарообразное, заканчивающееся угловатым профилем там, где раньше располагались ступни. Одновременно заострились и исчезли кисти рук, а сами руки раскрылись в правильные треугольники, захватив пространство до самой талии.

Ее тело, меняя женскую красоту на непередаваемую красоту геометрических линий, постепенно превращалось в фюзеляж самолета, и только голова не изменилась, не стала заостренным носом с антенной – она продолжала оставаться женской. Из ее глаз выкатились две слезинки, говорившие о том, насколько мучительно происходит превращение, но, в конце концов, самолет встал на шасси (наблюдая за лицом, Дима не заметил, откуда они взялись). Когда превращение завершилось, «самолет» повернул голову и улыбнулся.

– Я не хотела этого делать, ведь моя игра умнее примитивных шахмат, но теперь-то ты видишь, что мы можем победить? – она очень естественно перешла на «ты», и Дима сразу перестал чувствовать себя Королем и вершителем судеб своей армии, – пока я расправлюсь с ними, иди по тропинке. Сам поймешь, когда надо остановиться.

Дима повернул голову и, действительно, увидел тропинку, ведущую вглубь леса. Он был готов поклясться, что еще вчера ее не было. Самолет же тем временем выплюнул языки пламени, от которых трава вспыхнула почти невидимым в солнечном свете огнем. Огонь побежал в разные стороны, оставляя за собой черную выжженную землю, а самолет с ревом взмыл в небо. Дима видел, как он резко поднимался над лесом, и одновременно близко-близко видел лицо. Он не мог понять, как это происходит, но во сне бывает слишком много странного, чтоб задумываться о подобной мелочи, тем более, огонь уже начал подбираться к его босым ступням. Дима бросился к тропинке.

Он бежал, спотыкаясь о корни, падая, вновь поднимаясь, пытаясь закрыться от хлеставших по лицу веток, а перед глазами оставался самолет, который несся высоко в небе. Он видел его улыбающееся лицо, развивающиеся волосы, становящиеся все длиннее, и незаметно перерастающие в белый шлейф отработанных газов. Вдруг из самолета стали со свистом сыпаться бомбы. Дима слышал их разрывы, слышал крики и стоны, но самолет продолжал улыбаться!..

Зрелище выглядело настолько жутко, что никакие лошадиные морды и разорванные солдаты, не могли с ним сравниться; и в то же время, оно завораживало – Дима даже не смел моргнуть, боясь упустить хоть одно мгновение этого чуда.