Шрифт:
Бен не отвечает.
— Почему вы заранее собрали мой рюкзак? — спрашиваю я, немного пятясь. — Если то, что случилось на болоте, было так неожиданно, почему вы давно были готовы выгнать меня из города?
— Мы задумали это, когда ты был совсем маленьким. — Он с трудом проглатывает ком в горле, и меня со всех сторон окружает его печаль. — Мы хотели выслать тебя отсюда, как только ты достаточно повзрослеешь и сможешь сам…
— Да бросьте, вы просто хотели отдать меня на съедение крокам! — Я снова пячусь.
— Нет, Тодд!.. — Бен делает шаг в мою сторону, по-прежнему протягивая мне дневник. Я пячусь еще немного. Он опускает руки.
А потом закрывает глаза и открывает мне Шум.
Первым делом я читаю в нем слова всего один месяц...
Тогда наступит мой день рождения…
День, когда я стану мужчиной…
И…
И…
И тогда…
Случится то, что случается со всеми мальчиками, которые становятся мужчинами…
Они проходят через это сами, в одиночку…
Без чьей-либо помощи…
Убивают в себе детство до последней капли…
И…
И…
И вот куда на самом деле подевались люди, которые…
Вот черт…
Я больше не хочу об этом говорить.
А описать свои чувства попросту не могу.
Я смотрю на Бена: он теперь стал совсем другим человеком, ничуть не похожим на моего Бена.
Знание опасно.
— Вот почему никто тебе не говорил, — произносит он. — Чтобы ты не сбежал отсюда.
— Разве вы бы не защитили меня? — спрашиваю я. Ах, черт, опять это мяуканье! Заткнись!
— Мы защищаем тебя, Тодд. Ты должен бежать. Вот для чего мы учили тебя выживанию — охоте и всему прочему. Тодд, тебе пора…
— Почему вы ждали так долго? Все должно случиться и уже через месяц! Зачем тянули?
— Беда в том, что мы не можем пойти с тобой, Тодд. А бросить тебя на произвол судьбы… Это невыносимо! Ты еще так мал… — Он опять гладит обложку дневника, — Мы надеялись на какоенибудь чудо, что нам не придется…
…тебя терять, продолжает за него Шум.
— Но чуда не произошло, — говорю я.
Бен качает головой и протягивает мне дневник.
— Прости нас. Прости, что все вышло именно так.
И в его Шуме столько искренней скорби, столько тревоги и невыносимой грусти, что я понимаю: он говорит правду и поделать ничего нельзя. Я неохотно беру книжку, кладу ее обратно в пакет и прячу в рюкзак. Больше мы ничего не говорим. Да и что говорить? Все или ничего. Всего не скажешь, остается ничего.
Бен вновь притягивает меня к себе, задевая воротником разбитую губу, как Киллиан, но на сей раз я не отшатываюсь.
— Всегда помни, — говорит он, — когда твоя ма умерла, ты стал нам сыном. Мы с Киллианом очень тебя любим. Всегда любили и будем любить.
Мне хочется промямлить что-то вроде «Никуда я не пойду…», но я не успеваю.
Раздается БАХ!!! — такого грохота я еще никогда не слышал в Прентисстауне, как бутто что-то взорвалось, взорвалось прямо в небе.
И звук мог раздаться только на нашей ферме.
Бен сразу меня отталкивает. Хотя он ничего не говорит, в его Шуме бьется одно слово Киллиан!
— Я пойду с тобой! — выпаливаю я. — Помогу вам драться.
— Нет! — кричит в ответ Бен. — Ты должен бежать. Пообещай мне, что убежишь. Пройдешь через болото и убежишь.
Секунду или две я молчу.
— Обещай, — повторяет Бен, теперь уже повелительно.
— Обещай! — лает Манчи, и даже в его голосе слышится страх.
— Обещаю, — наконец выдавливаю я.
Бен убирает руку за спину и что-то достает: дергает из стороны в сторону, пока оно не отстегивается совсем, и передает мне. Это его охотничий нож, большой, складной, с костяной рукоятью и зазубренным клинком — такой что угодно прорежет. Именно такой я мечтал получить на свой главный день рождения. Бен дает мне его прямо с ремнем, такшто теперь я могу носить его сам.
— Возьми. На болоте пригодится.
— Я еще никогда не дрался со спэком, Бен.
Но он не убирает нож — приходится взять.
С фермы опять долетает БАХ! Бен оборачивается на звук, потом снова смотрит на меня.
— Живо. Спустись вдоль реки к болоту и пройди его насквозь. Беги как можно быстрее и лучше не оглядывайся, Тодд Хьюитт. — Бен берет меня за руку и крепко сжимает. — Я найду тебя, если смогу. Клянусь, — говорит он. — Но ты не останавливайся, Тодд. Помни, что обещал.