Шрифт:
Она смотрит на меня. На мое лицо, на глаза. Смотрит и смотрит.
И я ничегошеньки не слышу.
О боже. Как больно в груди. Я словно лечу в пропасть.
— Кто ты? — повторяю я. Голос меня подводит, прямо ломается, потомушто мне очень грусно (заткнись!). От злости я скрежещу зубами, выставляю нож вперед и выдавливаю: — Кто ты? — Свободной рукой мне приходится быстро вытереть слезы.
Что-то должно случиться. Кто-то должен сделать шаг. Один из нас должен сделать хоть что-нибудь.
И в этом безумном мире до сих пор есть только мой Шум, больше ничей.
— Ты говорить умеешь? — спрашиваю я.
Она только смотрит и смотрит.
— Тихо! — лает Манчи.
— Заткнись! — кричу ему я. — Мне надо подумать.
А девочка по-прежнему молча смотрит на меня. Не издавая никакого Шума.
Что же мне теперь делать? Так нечестно! Бен сказал, на болоте я сам во всем разберусь и пойму, как быть дальше, но я ни черта не понимаю! Меня никто не предупреждал о девочке и о том, что от ее тишины так больно, так хочется плакать! Как бутто меня лишили чего-то очень важного, и я даже думать не могу нормально, как бутто пустота не в ней, а во мне, и исправить это нельзя.
Что мне делать?
Что делать?
Девочка немного успокаивается. Она уже не так сильно дрожит, руки чутьчуть опустила и вроде не собирается дать деру при первой возможности, хотя бесшумного человека разве поймешь? И вапще — разве можно быть человеком, если у тебя нет Шума?
А меня она слышит? Слышит? Может ли бесшумный человек слышать чужой Шум?
Я гляжу на нее и как можно громче и четче думаю: Ты меня слышишь? Слышишь?
Она даже в лице не меняется, взгляд остается каким был.
— Ладно, — говорю я и пячусь. — Ладно, стой на месте, хорошо? Просто стой на месте.
Я делаю несколько шагов назад, но глаз с девочки не свожу, а она не сводит глаз с меня. Я опускаю руку с ножом и стягиваю с себя одну лямку рюкзака, потом наклоняюсь и скидываю его на землю. Не выпуская ножа, открываю рюкзак и выуживаю книжку.
Она тяжелей, чем полагается быть вещи, полной одних слов. И пахнет кожей. А внутри — множество страниц, исписанных моей ма…
Придется им обождать.
— Смотри за девочкой, Манчи, — говорю я.
— Смотрю! — лает он в ответ.
Я заглядываю под обложку и вижу там сложенный вчетверо листок бумаги — как Бен и говорил. Разворачиваю. Это нарисованная от руки карта, а с другой стороны — сплошной ковер из слов, которые я даже не стану пытаться разобрать в таком Шуме.
Наш дом на самом верху, чуть ниже город и река, по берегу которой мы с Манчи только что спустились. Она ведет к болоту, и мы сейчас именно здесь. Но на этом карта не заканчивается, верно? Болото снова превращается в реку, и Бен нарисовал вдоль ее берега стрелочки — она приведет нас к…
БАЦ!!! Мир на секунду вспыхивает, и что-то тяжелое ударяет меня по голове — прямо по тому месту, куда бил Аарон. Я падаю, но успеваю взмахнуть ножом и слышу крик боли. Мне удается развернуться, и я с размаху шлепаюсь на собственный зад, прижимая руку с ножом к больной голове. Смотрю в ту сторону, откуда на меня напали, и вот он — мой первый урок:
Бесшумные твари умеют подкрадываться, как бутто их и нет вовсе.
Девочка тоже сидит на земле и стискивает плечо: между пальцев течет кровь. Она выронила палку, которой меня шибанула, а лицо ее искажено гримасой — видимо, ей очень больно.
— ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛА?! — ору я, стараясь не прикасаться к лицу. Ох, ну когда же кончатся эти тумаки?
Девочка все еще смотрит на меня, морщась и стискивая рану.
Кровищи там будь здоров.
— Палка, Тодд! — лает Манчи.
— Черт, а ты-то где был?!
— Ка-ка, Тодд.
Я свирепо рычу. Он отбегает, а потом принимается непринужденно нюхать какие-то кустики. Внимания у собак с наперсток. Тупые, никчемные твари!
Начинает смеркаться, сонце село уже по-настоящему, а болото — и без того темное — становится еще темней. Но ответа я по-прежнему не нашел. Время идет, сидеть на месте мне нельзя, возвращаться тоже запретили, и вапще тут не должно бить никакой девочки.
Ух, кровь у нее хлещет только так.
— Эй… — говорю я дрожащим от волнения голосом.
Меня зовут Тодд Хьюитт, думаю я, и я почти мужчина.
— Эй, — повторяю как можно спокойней.
Девочка поднимает взгляд.
— Я тебе ничего не сделаю, — говорю я, тяжело дыша, как и она. — Слышишь? Я ничего тебе не сделаю. Только ты больше не кидайся на меня с палками, хорошо?
Она смотрит мне в глаза, потом на мой нож.
Неужели понимает?