Этим я заслужила еще одну радостную улыбку. И тут у нас за спиной что-то затрещало.

Мы дружно повернулись и увидели, что оконные стекла вот-вот не выдержат и разобьются под напором журналистов.

Дойл и Холод мгновенно оказались рядом со мной. Они вздернули меня на ноги и мы побежали за прилавок, а оттуда в подсобку. Агнес подхватила малыша и тоже помчалась в укрытие. Снаружи закричали, и стекло лопнуло с высоким скрипучим звоном.

Глава 12

Повсюду было полно парамедиков, полиции и стекла. Внутри магазина никто не пострадал, но нескольких папарацци увезли в больницу. В первых рядах у окон были в основном фотографы, мечтавшие сделать снимок, который их озолотит. Говорят, что за иные снимки платят сотни тысяч долларов и теперь я этим слухам верю.

Люси стояла у меня над душой все время, пока медики со «Скорой» меня осматривали. Мой жалкий лепет: «Со мной ничего не случилось, я не пострадала», — никто и слушать не стал. Когда Люси обнаружила меня посреди усыпанного стеклом магазинчика, она в лице переменилась. Я смотрела снизу вверх на побледневшую Люси и понимала, что пусть мы никогда не пойдем вместе по магазинам, она мне друг.

Санитар со «Скорой» снял с меня манжету тонометра и объявил:

— Все вроде бы в порядке. Давление норма, остальное тоже. Но я не врач, и уж точно не акушер.

— То есть вы считаете, ее надо везти в больницу? — спросила Люси.

Санитар нахмурился. Его сомнения были понятны. Если он скажет «нет» и ошибется, с него шкуру спустят. Но тут хватало настоящих пострадавших, и если он вместо раненого заберет меня из простой предосторожности, а здесь кто-нибудь погибнет без помощи, мало ему тоже не покажется.

Люси решила искать поддержки у Дойла и Холода:

— Скажите ей, что ей надо ехать в больницу. Они переглянулись, потом Дойл чуть кивнул, словно говоря: «Вперед», и Холод сказал:

— Мы не указываем Мерри, что ей делать, детектив. Она наша принцесса.

— Но она ваших же детей носит!

— Это не дает нам права ей приказывать.

Дойл добавил:

— Полагаю, вы поймете нас лучше других, детектив Тейт.

Она недовольно посмотрела на обоих и вернулась ко мне:

— Ты даешь мне слово, что ты не падала сама и на тебя ничего не падало?

— Даю, — сказала я.

Она набрала воздуху, медленно выдохнула и кивнула, решившись.

— Хорошо. Так и быть. Отстаю от тебя. Если из вас никто не чешется, с какой стати я тут дергаюсь?

Я улыбнулась:

— Потому что ты мой друг, а друзья всегда беспокоятся друг о друге.

Она явно растерялась, чуть ли не смутилась, но потом широко улыбнулась:

— Ладно. Езжайте, развлекайтесь уже без приключений.

Дойл протянул мне руку и помог встать, хотя я могла бы обойтись без помощи. Мои стражи оба вели себя спокойней, чем Люси, но они-то были со мной все время. Они знали наверняка, что со мной ничего не случилось, и все же относились ко мне внимательней, чем раньше. Это одновременно умиляло и слегка раздражало, и боюсь, что с течением времени умилять будет все меньше, а раздражать все больше. Но это забота еще дальняя. А сейчас мы можем наконец отправиться на пляж, и солнце стоит еще высоко, и это хорошо.

Санитар спросил:

— Я здесь еще нужен?

— Нет, — сказала Люси. — Забирай кого-нибудь с кровотечением и езжай.

Он улыбнулся, явно повеселев, и заторопился к тем, кому на самом деле нужна была госпитализация.

— Я к вам приставлю патрульных — проводить до машины. — Люси кивнула на журналистов, толпившихся за желтой лентой и переносными барьерами. Пострадавшие папарацци теперь сами стали сюжетом для репортажа. Интересно, насколько им нравится оказаться перед объективом, а не за ним.

— Они за нами и на пляж потащатся, — пробурчал Холод.

— Попытаюсь от них оторваться, — предложила я.

— Нет! Только не при мне, — быстро сказал Дойл.

Даже Люси заметила, как он переполошился.

— О, так высокий опасный красавец все еще боится самых обычных машин? — сказала она мне.

Я улыбнулась и покачала головой.

— Я предпочитаю лимузин, там хотя бы дорога не так хорошо видна.

Люси тоже улыбнулась и покачала головой:

— Знаете, Дойл, а вы мне больше нравитесь из-за этой мелкой фобии.

Он недоуменно нахмурился и, наверное, что-нибудь ответил бы, но у нее зазвонил телефон. Звонок оказался срочный и она подняла руку, прося нас подождать, послушала, потом спросила:

— Ты не шутишь?

Но по ее тону было ясно, что дело там не шуточное.

— Как? — спросила она, потом добавила: — Толку от твоих извинений.

Она нажала кнопку и выругалась себе под нос — тихо, но с чувством.

— Что случилось? — спросила я.

— Пока мы тут разбирались, наша свидетельница сбежала. Ее не могут найти.