Шрифт:
…Фронт подошел к столице. В ноябре Аня вернулась в Москву — и не узнала родного города: грозный, настороженный, он весь ощетинился стволами зенитных орудий, бесчисленными «ежами» из рельсов и двутавровых балок. Памятники укрылись мешками с песком, а по ночам в небо всплывали металлически поблескивающие, неповоротливые туши аэростатов. Даже Москва-река в районе города спряталась под покров камышовых и фашинных матов.
Случайная встреча в обкоме комсомола решила все. Поначалу Аня не узнала в стройном капитане-летчике знакомого инструктора аэроклуба.
Короткий деловой разговор, затем — комната второго секретаря, и вот она уже перечитывает документ, в котором четко, по-военному записано:
«…Анна Малых направляется для прохождения учебы в…».
Это «в» захватывает дух. А еще через сутки девушка робко переступила порог кабинета начальника курсов при штабе партизанского движения.
Суровый с виду майор внимательно просмотрел документы. Последовали быстрые, как выстрелы, вопросы:
— Сколько прыжков?
— Кто родители, где они?
Радостно возбужденная, Аня долго не могла заснуть в эту ночь. Скажи кому — не поверят: она, девушка, девчонка, — на партизанских курсах!
Потекли дни напряженной учебы. Занимались по двенадцать часов в день, да еще часто бывали специальные ночные учения.
Хорошо запомнился митинг по случаю разгрома немцев под Москвой. Тогда даже мелькнула мысль: «А вдруг война кончится раньше, чем она получит первое боевое задание?!». Но комиссар курсов сразу развеял эти опасения, заявив, что надо еще больше «налечь на программу» и тем самым постараться сократить и без того минимальные сроки учебы.
Экзамены Аня сдала на «отлично», только «вредный» немецкий язык испортил общую гармонию своим злым «хор.».
Прибывали новые курсанты, а «старички» по одному или группами незаметно исчезали. Аня с нетерпением и легкой тревогой ждала своей очереди: когда же наступит этот день?
Такой день, вернее ночь, настала и для нее. Только, было, улеглась после отбоя, как вызвали в штаб…
Немногословный последний инструктаж, накладные на подрывное имущество, оружие, боеприпасы, паек и новое обмундирование.
Не прошло и часа, как Аня и радистка Шура, выслушав теплые напутственные слова начальника курсов Павла Семеновича Выходца, уже мчались я полуторке на аэродром.
Там их ждали. Старый знакомый, бывший инструктор аэроклуба, а теперь майор, помог подогнать лямки парашютов. Потом девчат сводили в большую землянку, где накормили пшенной кашей и напоили отличным чаем со сгущенным молоком. Тут произошло знакомство с остальными десантниками. Оказалось, что с Аней и Шурой летят еще четверо радистов, но не с их курсов и совсем в другое место, а также четверо гражданских, плотно обвешанных оружием, — партизаны, возвращающиеся в свой отряд после госпиталя.
Не ушел и как следует освоиться — раздалась команда:
— Надеть парашюты!
Помогая друг другу, навьючили вещмешки, а затем и ранцы с парашютами. По приставной тонкой металлической стремянке забрались в самолет, зацепили за трос парашютные карабины и привычно расположились вдоль боковых стенок.
Захлопнулась дверка, взревели моторы, вздрогнув, мягко подпрыгивая, тяжелая машина покатилась вперед. Еще несколько секунд, и куда-то назад пронеслись и исчезли редкие стартовые огни взлетной полосы. Исчезли, будто их и не было.
Самолет незаметно оторвался от земли, развернулся на вираже — мелькнули и пропали внизу аэродромные огоньки. Мотор гудел могуче и напористо. Это он атаковал высоту. И уже трудно было перекинуться словом, да, собственно, и не к чему. Дело ясное: с каждой секундой все ближе и ближе фронт.
Молчат десантники. Что-то их ждет там, впереди, в глубоком тылу врага? Молчит в задумчивости Аня Малых…
Глава II
ПРЫЖОК В ТЕМНОТУ
В самолете загудела сирена. Над входом в кабину пилотов замигала лампочка. Оттуда вышел майор оперативного отдела.
— Приготовиться! Самолет над целью!
Десантники встали со своих мест и построились друг другу в затылок.
— Девушки, сюда! Становитесь первыми! — прокричал майор Ане и Шуре.
Он быстро переместил на тросе карабины их парашютов.
Снова завыла сирена. Майор пристегнул к своему поясу страхующую цепочку, чтобы случайно не выпасть самому, и открыл дверцу самолета.