Кладбище Снежной Шапки оказалось заключенным в массиве ледника. Вниз, в коридоры усопших, вели проходы с крепкими перилами и расчищенными ступенями. К потолку дышащих холодом коридоров крепились фонари, и их свет выдирал из голубых стен лица мертвых людей.

Галерея фигур, таящихся в едва освещенных нишах. Здесь были женщины и мужчины, взрослые и совсем подростки, красивые и нет. Каждый из них когда-то мечтал, любил, боялся. Каждый ходил по дорожным веревкам в бурю и наслаждался теплом в родном доме. Но теперь, скованные льдом, в богатых одеждах, они остекленевшими взорами смотрели из стен на проходящих мимо людей, и им было подвластно то, чего еще не ведали оставшиеся по эту сторону.

Процессия остановилась у одного из пустующих отделений, напротив которого на платформе стояла металлическая ванна, а чуть дальше по коридору спрятался пузатый чан с водой.

Громко всхлипнула вдова, пальцы сына сильнее сомкнулись на ее руке, успокаивая. Мужчины осторожно положили тело мужчины в ванну и отступили.

Шаман в белой парке покосился на меня, и я шагнул вперед.

– Сегодня мы провожаем Сама ан Дахина, – низким голосом заговорил его напарник. – Сегодня перед ним отворятся мои чертоги.

– Сегодня мы провожаем Сама ан Дахина, – вослед ему забормотал шаман Светлого Бога. – Сегодня перед ним отворятся мои чертоги.

– Он был хорошим человеком и чтил нас.

– Он был хорошим человеком и чтил нас.

Их голоса смешались в один, многократно отражаясь от холодных коридоров, они окутали каждого из провожающих и заскользили вдоль галерей прочь. Я не знал, что мне делать, но показывать своей беспомощности тоже не мог. Это прощание близких. Последние мгновения перед тем, как все будет кончено и великий лед примет в свой плен доброго Сама ан Дахина. Что будет, если я сделаю что-то не так? Не преумножу ли горе?

Во рту пересохло, я жадно следил за маской Светлого Бога, молясь, чтобы шаман сделал мне хотя бы знак, когда придет пора снять шарф с лица усопшего.

Но два голоса слились в одну прощальную речь, и все смотрели только на тело мужчины, сокрытое от глаз процессии краями ванны.

Вслушиваясь в нее, я ждал, уже сожалея, что согласился на это. Мне стоило спросить, что нужно делать. А им следовало сказать мне, как вести себя.

Хотелось съежиться, стать шаркуном, прогрызть дыру в ледовом полу и улизнуть из ставшего тесным коридора между стенами скорби.

Знака, поданного мне белым шаманом, я чуть не пропустил. Увидел, как тот шевельнул рукой, но подумал, будто это лишь игра воображения, что он стряхнул таким образом холод. Маска качнулась, и взгляд из прорези коснулся меня.

– Мы прислали человека, чтобы он проводил тебя, – забубнили шаманы на два голоса. – Мы прислали его, чтобы ты открылся перед нами.

Я на ватных ногах прошел к ванне, протянул руку к шарфу, прикрывающему лицо покойника. Шаманы встали по краям и склонились над телом. Один из них чуть заметно меня подтолкнул, и я быстро стащил шарф.

– И ты открылся, – немедленно проговорили шаманы.

Мне показалось, что от процессии послышался облегченный вздох.

– Приди же к нам… Твое время среди смертных закончилось, но теперь мы будем ждать тебя у себя. Ты волен выбрать путь. Теперь ты свободен.

С гулом придвинулась пузатая бочка, и служитель кладбища принялся заливать ванну водой. Стоя между шаманами, сжимая в руке белый шарф, я видел, как тело мертвеца сковывается льдом. Кристально прозрачные потоки растекались волной по поверхности и в следующий миг твердели. Я чувствовал, как шаманы молча управляют водой, обращая ее в лед. Тот, кто носил маску Светлого Бога, заметно дрожал от усилия.

Наконец я смог отступить. Отстраненно протянул шарф отделившемуся от процессии мужчине.

– Спасибо, – шепнул тот, крепко сжав мое запястье.

Ванна заполнилась, и загудела платформа, поднимающая ледовый куб с закованным в лед телом. Треща и подрагивая, она уверенно загнала его в нишу, после чего служитель полил стыки водой и кивнул шаманам.

– Теперь он с нами, – в два голоса прогудели те.

Вдова зарыдала.

Оказавшись на улице, я с радостью втянул носом морозный воздух, чувствуя, как щекочут ноздри мигом застывшие волоски. Впереди сверкали огни трактирного ряда, окантовывающего остров ярмарки. Лайла…

Вообще за последние дни я побывал во многих тавернах, разыскивая слепую постоялицу. Торговый район был богат на такие заведения. Во многих жили уставшие от палуб моряки, и если в их карманах водились монеты – трактиры завсегда раскрывали перед ними свои двери. Даже здесь, у кладбища, я обнаружил постоялый двор.

Особо ни на что не рассчитывая, я свернул с дороги к укутанному снегом дому, над которым висела обледенелая вывеска с изображением снежного кита. Денег у меня с собой не было. Скопленные богатства оставались в комнате, под подушкой, и брать их с собой означало подвергать риску. Мой характер в таких вещах был настоящим врагом. Мне ничего не стоило спустить пару грошиков ради плотного ужина в теплом месте. Например, в таком, как это.