Меня ожгло испугом девушки… и Фарри. Мой друг как одеревенел, подняв встревоженный взгляд на белокурую красавицу. Та медленно прожевала проглоченный кусок, потупила взор и пожала плечиками.

– Я забочусь о тебе, пойми, – истолковал старик ее реакцию по-своему. – Не упрямься. Вернется отец – и мы заберем тебя оттуда.

В другой раз Шэлли сказала бы, что папа не вернется, но сейчас она молчала, и мне показалось, что лучше бы девушка сорвалась на крик. В ее безмолвии таилось нечто худшее, чем просто нежелание разговаривать.

– А где остановился этот славный капитан? – спросил я.

– В порту, где же еще. Его корабль самый необычный из всех. Изящный черный фрет.

Действительно диковинное судно для наших краев. У нас чаще можно встретить шаппы, на которых по открытой воде ходить нельзя. А капризные фреты, распространенные далеко-далеко на юге, большая редкость в местах вроде Снежной Шапки.

Я понял, что мне жизненно необходимо сходить в порт Торгового района и поглядеть на корабль Радага. Он наверняка остановился где-то там. Если улизнуть во время обеда, никто не заметит. До порта быстрым ходом не больше получаса, а там долго оглядываться не надо. Трактирная аллея раскинулась вдоль судового кратера, и оттуда можно разглядеть все суда, зимующие в городе. Я много раз проходил по ней, косясь на массивный силуэт двух военных громгаров, вокруг которых стояли на приколе разнообразные шаппы, скорты, тягачи. Чуть особняком теснились крошечные прогулочные лайары, а вдоль западной стены черными монолитами застыли медлительные баржи с железным лесом.

Покончив с завтраком, мы с Шэлли ушли в теплицу, а задумчивый Фарри отправился на рынок.

То был странный день. Я чувствовал, как в душе моей напарницы поселилось тянущее ожидание. Она почти не разговаривала, совсем не улыбалась и ждала вечера с каким-то загадочным нетерпением и ужасом. Словно забившаяся в угол собачонка, которая, прижав уши, глядит на протянутую руку разъяренного хозяина и не знает, что с ней делать. То ли укусить, то ли позволить ему коснуться и сделать то, что тот собирался.

Даже когда я отпросился у Шэлли на обед сбегать в порт – та лишь тряхнула белыми локонами и отпустила меня, не сказав ни слова. По дороге я разминулся с возвращающимся с рынка Фарри, который уже продал то, что отвез утром. Мой приятель, погруженный в схожее с Шэлли напряжение, толкал перед собою сани, и если бы я его не окрикнул – прошел бы мимо.

– Ты чего? – не удержался я. – Что-то случилось?

Он посмотрел мне в глаза, потом потупился и коротко мотнул головой. Меня манил порт, а жажда увидеть корабль черного капитана заставляла пританцовывать на месте, согреваясь под пронизывающим ветром.

– Ты меня пугаешь! – крикнул я приятелю и улыбнулся.

Он криво ухмыльнулся и молча толкнул сани, давая понять, что разговора не будет. Настроение друга тревожно кольнуло сердце. Мне все это совсем не нравилось – ни страх Фарри и Шэлли за завтраком, ни странное поведение девчушки в теплице (обычно она не умолкала ни на минуту).

Я чувствовал, что вечерний визит мастера Зорана закончится плохо.

Черный фрет выделялся на фоне остальных кораблей даже сильнее, чем пятипалубные громгары. Не такой громоздкий, не такой приземистый, с длинными мачтами, которые, возможно, даже видели паруса. У него был очень высокий нос, увенчивающийся изображением идущего в атаку рогатого воина. В обеих руках отлитая из металла фигура сжимала по секире.

Даже отсюда, с трактирной аллеи, дурманящей кухонными ароматами и запахами дыма, были видны матросы Радага, работающие на внешних палубах хищного судна. Признаюсь, раньше мне и в голову не приходило, что у черного капитана может быть команда. Я отчего-то полагал, что он путешествует только с гончими и демонический фрет управляется темной магией, а никак не простыми людьми.

Моряки скоблили борта, отбивали намерзший лед, чистили трапы и проходы на палубах.

Одно не давало мне покоя. В цирковом караване, пришедшем в Кассин-Онг, фретов не было. Может быть, этот капитан с Берега и не Радаг вовсе? Но как тогда объяснить присутствие Ар, женщины Гончей, в городе?

Ответом мне было зрелище десятков судов, заполонивших порт. Она могла прибыть на любом из них. С чего я вообще взял, что это должен быть фрет?

Сегодня приморозило. Мне приходилось то и дело пританцовывать, слушая скрип «кошек» об лед. От пара заиндевели шарф и воротник. Теплый капюшон, наброшенный поверх шапки, тоже покрывался инеем. Сегодня было минус сорок, не меньше.

Несколько минут я задумчиво изучал далекий фрет, а потом поступил так, как поступал уже не раз. Отодвинув обязанности на второй план, надеясь, что Шэлли меня простит за опоздание, я отправился к спуску в портовый кратер.

Навстречу то и дело попадались моряки: кто торопился по делам, кто праздно шел пропивать свое дневное жалованье. Жизнь в кратере бурлила. Вдоль судов ходили инструментарии, проверяя состояние кораблей. На палубах работали матросы. Маленькие тягачи ползали по узким колеям меж своих старших товарищей-ледоходов. С военного громгара, возвышающегося над прочими судами, несся грохот молотов и визжание пилы по металлу. Ему вторил басовитый гудок неказистого шаппа, приютившегося в тени гиганта.

Несколько приземистых скортов торчали в очереди к грузовым подъемникам, ожидая, пока разгрузится первый из них. Портовые работники таскали с его палубы тяжелые тюки и сбрасывали их на площадку. Медленно, с грохотом проползла баржа с железным лесом. Она очень неторопливо свернула в канал к Рабочему району. Длинные черные столбы, омытые кровью несчастных лесорубов, отправлялись в свой последний путь, для того чтобы в чадящих кварталах преобразиться, став частью чего-то большего. Частью чьей-то жизни, чьего-то ледохода, чьего-то дома.