– Эй, вы, «синие», «красные», «коричневые» или как вас там?! – вновь попытался привлечь к себе внимание Дровосек. Он протестующе ерзал под ботинком Вектора, но на более активное сопротивление все же не осмеливался. – Кто вас сюда послал, а?! На кого вы работаете, черт подери?! Что вообще все это значит?! А ну живо отвечайте!

– Заткнись! – приказал я ему, после чего дал Вектору очередные инструкции: – Проверь его на наличие имплантов, а потом вытащи в холл и посади так, чтобы он ни до чего не смог дотянуться. А я пока пойду впущу остальных и посмотрю, не свистнул ли этот тип сюда на подмогу какую-нибудь кавалерию.

– Возможно, все-таки свистнул, – заметил Вектор. – Когда я его нашел, он торчал возле своего терминала связи. И успел с кем-то поболтать, прежде чем я перерезал провод.

– Разберемся, – отмахнулся я и поспешил вернуться в ЦУП, дабы отключить периметр и открыть ворота Башке и Гаеру…

Через десять минут после того, как я ввел все нужные пароли и дезактивировал систему безопасности, Башка и Гаер уже входили в пропускной шлюз мини-форта. Где их, в отличие от нас, никто не разоружал, хотя с распростертыми объятьями тоже не встречал. А спустя еще пять минут периметр вновь функционировал в штатном режиме. И был готов разбить в пух и прах любого, кто опасно приблизится к «Ласточке» как по земле, так и по воздуху.

Итак, мы одержали очередную промежуточную победу, вот только ее празднование не входило в наши планы. И не потому, что один из нас, увы, не пережил сегодняшний день. Просто с переходом логова Дровосека в нашу собственность на всех нас навалилось столько неотложных дел, что какие там праздники – даже спокойно перекусить и то времени не оставалось. И решить этот ворох проблем требовалось кровь из носу в ближайшие четыре-пять дней. А если мы не уложимся в сроки и не воскресим здешнего божка Барклая в наилучшем виде, многие в Пятизонье и за его пределами заподозрят неладное. И не только заподозрят, но и захотят вмешаться в мою игру, а это категорически недопустимо.

Вектор не ошибся: Дровосек действительно успел воспользоваться терминалом связи. Но поскольку он выходил на контакт по обычной линии, скрыть это от нас ему не удалось. Всевидящий Башка перехватил и отследил сигнал, отправленный хозяином его посредникам на Обочину. Длящееся около минуты видеопослание Барклая было довольно сумбурным. Он не паниковал, но был крайне взволнован и сообщал, что атакован группой неизвестных лиц, выдающих себя за праведников. А также о том, что они прорвали периметр, что бой идет уже в стенах «Ласточки» и что ему срочно нужна поддержка наемников Пегаса или Стержня; не важно, чья, но если обе их банды в данный момент находятся на Обочине, то пусть прибудут и та, и другая…

Первое, что мне предстояло сделать, примерив личину барона, – это дать отбой поднятой им тревоги. Вот почему я настоятельно наказывал моим людям, чтобы при штурме они не отстрелили Дровосеку голову. Имея под рукой полноценный и желательно живой оригинал, я мог превратиться в его копию быстро и не прибегая к излишнему гриму. После чего нас смогла бы различить, наверное, лишь родная мать Барклая. Но, поскольку встретиться с ней в Пятизонье мне стопроцентно не светило, то и волноваться по этому поводу было глупо.

Терпеть не могу перевоплощаться при свидетелях, а тем паче, когда среди них присутствует человек, в которого я перевоплощаюсь. Есть в этом экстравагантном самоистязании нечто интимное, требующее уединения для спокойной мысленной концентрации. А сосредоточиться на работе, когда твой «натурщик» таращится на тебя во все глаза и кроет тебя трехэтажным матом, можно лишь ценой огромных усилий. Впрочем, после многолетней практики я научился управлять редупликацией моих клеток практически в любых условиях. И хоть она всегда причиняла мне невыносимую боль, внешние раздражители при этом меня не отвлекали. Кроме, разумеется, тех случаев, когда они представляли собой близкую и непосредственную угрозу.

Шесть минут и тринадцать секунд – ровно столько времени прошло с момента, как я сунул себе в рот боксерскую капу (она помогала мне не откусить язык при болевых спазмах), и до момента, когда я ее выплюнул. За это время следящий за мной Барклай исчерпал весь свой запас ругательств и, выдохнувшись, взирал на меня в немом изумлении. Или, можно сказать, что не на меня, а на самого себя. Разве только на моей свежеиспеченной физиономии не было такого дурацкого выражения.

– Скажи: «Все в порядке, ложная тревога», – потребовал я у Дровосека пока еще не измененным голосом праведника Магога.

– Да пошел ты на хрен, урод пластилиновый! – презрительно скривившись, бросил Дровосек. – И в каком инкубаторе таких мерзких слизней, как ты, выращивают?

– Ладно, сойдет и это, – отмахнулся я. И, сконцентрировавшись на собственных голосовых связках, размеренно проговорил: – Ур-род! Слиз-зен-нь! – Потом, подделав их под нужный тембр, продолжил тестирование: – Пош-шел нахр-рен! Инкубатор-р! Мер-рзкий пластил-лин!.. – И, внеся очередную коррективу, продолжил тест: – Пошел на хрен, урод пластилиновый! В каком инкубаторе тебя, мерзкого слизня, вырастили?